А пока Толкин занимался сочинительством, немецкие и французские армии сходились в яростном бою под городком Альбер, в области, названной по реке Сомме, через нее протекающей. Но доблесть Эаренделя – это доблесть одиночки: он влеком в путь неким необъяснимым желанием. Он не «monnum sended» [к людям посланный] в качестве гонца или вестника (как у Кюневульфа); но он и не воин. Если Эарендель и воплощает в себе какой-то героизм, то это стихийный героизм искателя приключений вроде сэра Эрнеста Шеклтона, тем летом отправившегося в трансантарктическую экспедицию.
Если тень войны и затронула толкиновское стихотворение, то разве что очень косвенно. Хотя Эарендель бежит от земного мира, он внемлет его рыданиям, и в то время как его корабль уносится своим непредсказуемым курсом, неподвижные звезды занимают назначенные им места в «текучем приливе тьмы». Невозможно судить, намеревался ли Толкин провести параллели со своим собственным положением на момент написания стихотворения; но любопытно, что, пока на него давили со всех сторон, принуждая сразиться за короля и страну, пока другие шлифовали воинственные вирши, сам он воспевал «блуждающий дух», не желающий держаться общего курса: одинокого беглеца в погоне за неким ускользающим идеалом.
Что же это был за идеал? Если не рассматривать более поздние разработки предания, об Эаренделе этого стихотворения мы знаем не многим больше, нежели о схематичном человечке, шагающем в никуда на рисунке Толкина «Край света». О том, что Эарендель думает про себя, нам известно и того меньше – при всей его очевидной отваге, эксцентричности и безудержном любопытстве. Мы приходим к выводу, что это в самом деле «бесконечный полет» – квест, не имеющий не только завершения, но и цели. Если бы Толкин захотел исследовать сердце и душу своего морехода, он, возможно, обратился бы к великим древнеанглийским стихотворениям-раздумьям об изгнании: к «Скитальцу» и «Морестраннику». Но вместо того он предпочел жанр рыцарского романа – естественное обрамление для квеста, мотив которого либо самоочевиден (любовь, честолюбие, жадность), либо предначертан свыше. У Эаренделя мотивация двоякая: в конце концов, он и человек, и небесное светило. По канонам сверхъестественного, это астрономический миф, объясняющий движения планет, но по человеческим меркам это также и хвалебная ода воображению. «Полыхает огнем сердце ярое в нем»: Эарендель подобен Фрэнсису Томпсону, исполненному «жаркого интереса к нездешне-прекрасному» (именно так Толкин охарактеризовал Томпсона в докладе перед Стэплдонским обществом). Очень заманчиво усмотреть здесь аналогию с Толкином-писателем, в котором бурлит и ищет выхода творческое начало. Квест морехода – это квест индивидуалиста-романтика, наделенного «избытком воображения» и не довольствующегося просветительской задачей подробно исследовать уже известный мир. Эарендель преодолевает все традиционные барьеры в поисках самораскрытия перед лицом возвышенного, заключенного в самой природе. В некоем подразумеваемом религиозном смысле он стремится приблизиться к созерцанию лика Божьего.