Язык квенья взрастал на той же самой почве, но не с тем же настроем. Трудно придумать что-либо более далекое от отталкивающих, сухих, практичных умений и навыков, которым обучали Толкина, нежели придумывание языка ради наслаждения его звуками. Это было очень личное, застенчивое удовольствие, но, по правде говоря, Толкин обнаружил, что он – не единственный в рядах китченеровской армии, кто предается «тайному пороку». Однажды, сидя на лекции по военному делу, «в грязной и мокрой палатке, полной пропахших тухлым бараньим жиром складных столов и мокрых, по большей части унылых, личностей» (как Толкин вспоминал в лекции про создание языков), он изнывал от нестерпимой скуки, как вдруг сосед его мечтательно пробормотал: «Да, винительный падеж у меня будет выражен приставкой!» Толкин попытался всеми правдами и неправдами узнать у солдата больше о его личной грамматике, но «вытащить его из раковины оказалось невозможно».
Толкин тоже обычно держал свое хобби в тайне или сам же над ним подшучивал; он писал Эдит примерно в таком ключе: «…Взялся перечитывать старые лекции по военному делу; через полтора часа соскучился. Добавил штрих-другой к моему дурацкому языку фэйри…» Но для него создание квенья было делом серьезным, и «штрих-другой», добавленные к языку в марте, означали, что Толкин теперь мог писать на нем стихи: высшее достижение! Он уже предпринимал такую попытку в ноябре, но сумел создать всего-то навсего четверостишие, перефразирующее строки «Кортириона среди дерев», в которых падающие листья уподобляются крыльям птиц. Теперь Толкин расширил это четверостишие до целых двадцати строк.
Усовершенствовав квенья до такого уровня сложности и представив свои стихи на рассмотрение в издательство, Толкин довел свой мифологический проект до значимого рубежа. Вне всякого сомнения, он обдумывал свой следующий ход, однако он знал, что его вот-вот отправят за море, а до отъезда из Англии необходимо было уладить дела личного характера. На этом этапе имеет смысл охарактеризовать, пусть и с определенной долей предположения, состояние мифологии на момент ухода Толкина на войну.
Эну, которого люди называют Илуватар, Отец Небесный, сотворил мир и обитает вне его. А в пределах мира живут «языческие боги», или айнур, которые вместе со своей свитой здесь прозываются Валар, или ‘счастливый народ’ (в исходном смысле – ‘благословенный счастливой судьбой’). Некоторые из них названы по именам: в частности, бог битвы Макар (также известный как Рамандор ‘крикун’); сулими – [духи] ветров; Уи –