– О! – широко раскрыв глаза, воскликнула Синь Кам. – О, вот это мне нравится! Повтори эти стихи еще раз, последние строки.
Тии открыли рот, чтобы исполнить просьбу, но Синь Лоан решительно покачала головой.
– Отвратительно, служитель, совершенно отвратительно. Все было совсем не так.
– Да, но так мне нравится больше, – воодушевленно возразила Синь Кам. – А стихи были… о-о!
Она оскорбленно взвизгнула: Синь Лоан дернула ее за ухо.
– Тебе такое нравиться не должно, – упрекнула она. – Это неправильно.
Синь Кам полизала лапу и принялась рьяно намывать пострадавшее ухо.
– Если мне так хочется, имею право, – строптиво и угрюмо заявила она.
– Само собой, но лишний раз не болтай, а то служитель подумает, что можно и дальше рассказывать об происшедшем вот так.
– Пусть рассказывает и так, и сяк, – настойчиво потребовала Синь Кам, и Синь Хоа, вновь разбуженная возней, положила лапищу на плечо сестры и принялась сонно вылизывать ее.
– Не сможет, пока не узнает, как надо, – невнятно пробурчала Синь Хоа. – Сестра?..
– Безусловно, – с достоинством ответила Синь Лоан.
Рот Хо Тхи Тхао изнывал от боли, но она все еще чуяла запах гнева Дьеу, восхитительный на ее вкус, и следовала за ней через лес, стараясь погромче хрустеть ветками и отпинывать камешки на ходу, потому что как иначе Дьеу узнала бы о ее присутствии?
Хо Тхи Тхао уже достигла границы своей территории, хотя о том, что это ее территория, свидетельствовало лишь ее присутствие здесь, и она не сразу поняла, что Дьеу предпочла остановиться в лисьем могильнике.
Семья Чэн из Западной Чжоу поселилась здесь, изгнанная и злополучная, и меньше чем через год их сожрали местные лисы, которые в дальнейшем с удовольствием поселились в доме Чэн, пользуясь им, прекрасными манерами из Чжоу, одеждой хозяев дома и, конечно, их черепами. Патриарха Чэн убили воины, но лисы вырезали подобие его головы из репы и насадили на палку. Когда старик должен был с достоинством кивать или неодобрительно качать головой, кто-нибудь из находящихся поблизости лис протягивал лапу и тряс палку соответствующим образом.
Все это Хо Тхи Тхао увидела, когда снесла ударом ворота, а затем вломилась в зал пиршеств, где мать-лиса сидела вместе со своим репоголовым супругом, сестрой и лисятами. Столом им служила прелая крышка колодца, на которую подали требуху – любимое кушанье лис, а также полусгнивших кротов, плесневый лиловый ямс и выложенные горками личинки термитов, выкопанные из-под трухлявых деревьев.