– Пусть уезжает, – говорил он, шагая, самому себе и пожал плечами. – Я ее не удерживаю. До восьми часов вечера она обязана меня ждать. Не дольше. Fair play[12]. Я сделал, что мог, но не добился успеха. Строгая организация коварных случайностей боролась против меня: трест злостных происшествий. Теперь Соня свободна. Вопрос решен, и я сдержу слово. Fair play.
Чувство удовлетворения охватило Дембу при словах «Fair play», и на ходу он принял осанку члена жокей-клуба, собирающегося с бесстрастным лицом уплатить долг чести на крупную сумму.
– В дальнейшем ходе событий я ведь, по счастью, не заинтересован, – тихо сказал Демба и пошел быстрее вперед. – Совершенно не заинтересован.
Это выражение понравилось ему, и он повторил еще раз: «Сим заявляю о своей незаинтересованности», – причем выражением лица напоминал маститого дипломата, делающего заявление большой важности. Он остановился и посредством легкого поклона довел до сведения какого-то незримого противника, что он в дальнейшем ходе событий совершенно не заинтересован.
– Вот именно. Не заинтересован, – повторил он еще раз, потому что не мог отделаться от этого слова, которое, казалось, обладало удивительной способностью проливать на все утешительный и успокаивающий свет. Он был близок к тому, чтобы без малейшей ненависти, злобы и боли рисовать себе, как Соня Гартман завтра уедет с другим и как он сам останется в одиночестве.
– Я не мог сдержать своего обещания, и теперь нужно сделать из этого выводы, – убеждал он самого себя.
Он остановился перед какой-то витриной и искал своего отражения в ее зеркальном стекле, так как ему непременно нужно было наблюдать себя в минуту, когда он хладнокровно, невозмутимо и в готовности ко всему делал выводы.
– Этого уже не изменить. Так было предопределено, – сказал он и постарался убедить себя самого в принудительном характере обстоятельств.
И комиссионер на углу улицы, и приказчик, опускающий ставни на витрине, и служанка, стоявшая в воротах с бутылкой пива в руке, – все они удивленно глядели вслед загадочной фигуре, которая неслась по улицам, опустив голову, пожимая плечами и энергично втолковывая что-то самой себе.
– А теперь – домой! – сказал Демба и остановился. – Куда же я иду? Пора отправиться домой. Микш, вероятно, уже ушел. Сейчас половина восьмого. Скоро придет Стеффи, и я наконец освобожусь от наручников.
Он свернул на Лихтенштейнскую улицу, потому что не видел никаких оснований отказываться от кратчайшего пути к своему дому из-за этого господина Вайнера. Если этот господин Вайнер жил как раз на Лихтенштейнской улице, то это не могло для него послужить причиной обходного движения. Каждая минута была дорога.