Тем более сама Церковь показала себя во время войны с очень патриотических позиций, развернув широкую деятельность в оказании помощи раненым, сборе средств для фронта (было собрано 300 млн рублей) и даже смогла профинансировать создание целой танковой колонны «имени Дмитрия Донского». Все тяжелее становилось обосновать преследование верующих как опасных для социалистического строя элементов. Кроме того, уход верующих в подполье за годы гонений сильно осложнял задачу по борьбе с религией и угрожал советскому строю – религию почти невозможно стало контролировать. Поэтому в сентябре 1943 г. Сталин лично встретился с тремя православными иерархами (надо сказать, что к тому времени православных иерархов в живых оставалось совсем немного), обговорил условия, поинтересовался нуждами Церкви и приказал обустроить все для возобновления деятельности Церкви в тех рамках, которые были заданы встречей. Затем оставшиеся в живых после репрессий иерархи избрали патриархом Сергия – вопреки домыслам тех, кто называет нынешнюю РПЦ «сергианской», уже давно числившегося среди наиболее вероятных преемников почившего патриарха Тихона.
Отныне отношения с Церковью регулировались Советом по делам РПЦ под руководством Георгия Карпова, нацеленного на построение с патриархом доверительных и благоприятных отношений и предотвращение перегибов местных властей против верующих (за что при Хрущеве Карпова будут обвинять в намеренной работе на церковников). Политика большевиков теперь была диаметрально противоположна 1930-м гг… Вместо прежней политики раскалывания Церкви на секты государство всячески старалось объединить все русское православие под властью московского патриарха, одновременно способствуя укреплению его влияния по сравнению с теми канонами, что были определены к фигуре патриарха на Поместном соборе 1918 г. Советское государство тем самым экономило силы, ведь для контроля влиятельной религии проще было опираться на одну фигуру, чем на множество сект, и уж тем более пытаться контролировать подполье. Разумеется, Церковь оставалась полностью зависимой от расположения властей и даже не имела собственного юридического лица. Оттепель в отношениях социализма с религией была продиктована исключительно не зависящими от режима обстоятельствами, которые большевикам пришлось признать и принять как новую реальность. Когда Красная армия освобождала оккупированные нацистами территории, не могло быть и речи о том, чтобы снова начать гонения на религию в духе 1920-1930-х гг. Это было бы воспринято не в пользу советской власти как населением, так и международным сообществом. Ситуацию осложняло для социалистов и то, что победа в войне расширила сферу влияния СССР на огромные территории Восточной Европы, где проживали миллионы славян и православных. Учитывая статус страны-освободительницы и эти обстоятельства, советское государство решило использовать православие для укрепления советской власти и реализации нового проекта Сталина по превращению Москвы в мировой центр православия. Планировалось создать в Москве и в лице московского патриарха противовес и даже альтернативу власти папы римского, который активно боролся с коммунизмом в союзе с западными державами. Поскольку под властью Советов оказались такие ключевые православные страны, как Болгария, Румыния, Сербия (Югославия), нужно было быть совсем безумным политическим самоубийцей, чтобы не воспользоваться таким историческим шансом. В 1940-е гг. советская власть решила отодвинуть идеологию на второй план, отдав приоритет прагматизму и заигрыванию с русским патриотизмом. Перемены были подхвачены православными за рубежом: например, сербский патриарх Гавриил прямо говорил, что