[399, с. 255]. Однако вину за убийства Че Гевара возлагал не на себя и даже не на Батисту: «…мы должны заявить здесь о том, что является общеизвестной истиной и о чем мы всегда заявляли миру: расстрелы мы действительно совершали, мы расстреливали и будем расстреливать, пока это необходимо. Наша борьба – это борьба не на жизнь, а на смерть. Мы знаем, что стало бы результатом нашего поражения, и гусанос также должны знать, что станет результатом их сегодняшнего поражения на Кубе. В таких условиях мы живем, и созданы они североамериканским империализмом» [399, с. 455]. Однако от правды не скрыться. Есть у Че Гевары высказывание, которое ничем не отличается от уже приведенных выше цитат его единомышленников: «…революционное правосудие – подлинное правосудие, оно не питается злопамятностью или аморальными перехлестами. Когда мы приговариваем к смерти, мы делаем это правильно» [399, с. 612].
Социалистическая законность допускала массовое применение смертной казни не столько к уголовникам, совершившим общественно опасное деяние против жизни и собственности граждан, или государственным изменникам, дезертирам, террористам, сколько к политической оппозиции и классовым врагам, вина которых заключалась только в их происхождении или взглядах. Террор и насилие имели фундаментальное значение для установления нового строя, для полной деморализации врагов и окончательной победы. Причем победа была не моментом установления своей политической власти над всей страной, а чем-то отдаленным, неясным, поскольку враги повсюду могут в любой момент изменить расклад сил. Эта психология осажденной крепости характерна для социалистов самых разных эпох. Социалистические режимы революционного толка никогда не чувствовали себя уверенно, поскольку приходили к власти через насилие, а не через легитимные институты и процедуры, из-за чего их поиски внутренних врагов принимали и принимают параноидальный характер. Внутренние враги – между прочим, обычные граждане их же страны – становятся продолжением врагов внешних, так как социалистическая парадигма не распознаёт традиционные государственные границы, общность на основе культурной, религиозной, исторической, этнической идентичности. В ней есть только идентичность классовая, причем классы надо понимать не в узком экономическом смысле (пролетариат, буржуазия), а шире – угнетенные и угнетатели. Поскольку в одной отдельно взятой стране всегда существует множество классов (и, натягивая сову на глобус, всегда можно умозрительно разделить в ней общество на угнетенных и угнетателей), то, конечно же, приходя к власти, социалисты не будут воспринимать всех, кого они идентифицируют как «угнетателей» как полноправных граждан социалистического государства. В классическом европейском национальном государстве все совершенно иначе – в нем государство нейтрально, все граждане равны перед законом, а свою политическую волю они могут выражать через институты самоуправления и многопартийный парламент. Поэтому в таком государстве априори не может быть массового террора.