Вначале Гедройц холодно отнеслась к желанию женщин царской семьи стать хирургическими сестрами, зная по опыту, как некоторые светские дамочки, решившие в патриотическом порыве приобрести опыт военных медсестёр, падали в обморок при виде ужасных увечий или брезгливо морщились от тяжелого запаха пота, мочи и гноя. Но через полгода она записала в своем дневнике:
«Мне часто приходилось ездить вместе и при всех осмотрах отмечать серьезное, вдумчивое отношение всех Трех к делу милосердия. Оно было именно глубокое, они не играли в сестер, как это мне приходилось потом неоднократно видеть у многих светских дам, а именно были ими в лучшем значении этого слова».
Что стоило императрице «не выглядеть, а быть», не знал никто, кроме неё самой. Выдёргивать себя из атмосферы дворцовых интриг, сбрасывать раздражение после бесплодных попыток хоть как-то вдохновить на решительные действия своего плюшевого мужа, отрываться от безнадёжно больного сына и появляться на Госпитальной улице Царского Села, где на месте богадельни времен Екатерины II в 1854 году построили каменный трехэтажный госпиталь.(*) Младшие великие княжны Мария и Анастасия прошли домашние курсы медицинских сиделок, помогая матери и сестрам. Вся семья при деле, но душевного спокойствия императрице это не добавляло. Несмотря на чудную морозную погоду, над самодержавной четой собирались незримые грозовые тучи. Она чувствовала их приближение обостренной женской интуицией, но не понимала, что нужно сделать, чтобы предотвратить, обезопасить, отвести угрозу от своей семьи. Атмосфера в городе сгущалась, слухи и клевета на Государыню стали принимать чудовищные размеры, но Никки не придавал им никакого значения, относясь к ним с полным презрением, не замечая грозящей опасности. Александра Фёдоровна тонула в придворных интригах, как в зловонном болоте, наверно поэтому безучастно внимала рассказу единственной своей подруги Анны Вырубовой о том, как к той намедни влетела фрейлина баронесса Дерфельден со словами: «Сегодня мы распускаем слухи на заводах, что Императрица спаивает Государя, и все этому верят».(**) Со временем Александра Фёдоровна стала замечать, что в госпитале, среди крови, вони и страданий, помогая ампутировать конечности, делая перевязки и промывая гноящиеся раны, чувствует себя уютнее, чем на высочайших приёмах, где она вынуждена улыбаться презирающим её и не замечать ненависти, царящей во дворце, словно липкий, холодный туман.
Записка генерала Батюшина, доставленная сегодня в полдень, окончательно выбила её из колеи, но внесла долгожданную светлую ясность в тягучую неопределенность, тянущуюся больше месяца. Распутин жив, здоров и доставлен бравым генералом в Царское село, в скромный домик Вырубовой на углу Церковной и Средней. Его можно увидеть хоть сейчас! Какое счастье! Какая удача! Но как медленно тянется время…