Он торопливо вскрыл пакет, пробежался по списку приложенных статей, быстро найдя нужное, стал читать. Шумная квартира погрузилась в тишину, и если бы не ходики на стене, неутомимо отщелкивающие секунды, можно было подумать, что уши заложило непроницаемой ватой.
Сталин прочитал найденный текст медленно, вникая в технические детали, вскинул голову на девушку.
– Как звать тебя, красавица?
– Надя… Надежда, – потупилась дочь хозяина явочной квартиры.
– Какое сегодня число?
– Пока 20-е, через час будет 21-е.
– Это что ж получается… Разговор у нас состоялся 15-го, а Ленин выступал 17-го, – будто про себя размышлял Сталин. – Скажите, Наденька, может ли человек угадать, что скажет другой человек через два дня, если лично с ним не знаком и находится на расстоянии тысячи верст от него… Не знаете? Вот и я не знаю… А надо бы…
* * *
Гостиница «Астория», несмотря на имидж фешенебельной и гламурной, никогда не претендовала на изящество, имея экстерьер строительного кирпича неправильной формы, небрежно брошенного и забытого у Исаакиевского собора. Перепрофилированная во время Первой мировой в военную, она, наконец, привела в соответствие внешнюю форму и внутреннее содержание – обилие военных мундиров хоть как-то оправдывало неуклюжие внешние очертания, больше напоминающие фортификационное сооружение, нежели гражданский объект.
Среди снующих вверх-вниз офицеров, грохочущих по ступенькам саблями и звенящими шпорами, нацепленными больше для форса, чем в силу необходимости, Распутин в поддевке и шубе выглядел белой вороной среди серо-зеленых воробьев и ругал себя за непредусмотрительность. Пока офицеры отряда особой важности под руки вели размягченного банкира по чёрной лестнице в малую приёмную, а охочий до техники Серега фон дер Лауниц готовил кинокамеры и свет, Григорий решил быстренько проскочить через холл на выход, где его ждал автомобиль для поездки на следующую встречу.
– Григорий Ефимович! Григорий Ефимович! Разрешите на минуточку! – раздалось за спиной, когда до спасительных дверей оставалось буквально несколько шагов.
«Твою ж мать…!» – выразился про себя Распутин, останавливаясь и оборачиваясь всем телом, чтобы быстро и доходчиво пояснить, как ему некогда. Но узнав окликнувшего, Григорий изменил намерение.
– Евгений Сергеевич? – удивленно произнес он, рассматривая запыхавшегося Боткина. – Вот уж не думал – не гадал, что смогу быть вам интересен. Во время нашей последней встречи вы были…, как бы это сказать помягче, не сильно рады моему появлению.
– Да, он самый, – отдышавшись, ответил лейб-медик, – встречал коллегу из Северо-западного фронта, а тут вы… Вот и решил побеспокоить…