Адольфо Камински, фальсификатор (Камински) - страница 102


Вот так я оказался в самом центре водоворота. Греки окружили меня со всех сторон и требовали поддельные бумаги. Несколько месяцев работал в безумном темпе. Один посланец убегал, другой влетал в лабораторию. Признаюсь тебе честно: помимо греческой лихорадки я участвовал и в других болезненных процессах. Не мог отказать старинным друзьям, участникам сети Жансона. Войны за свободу и независимость шли по всему миру. Подобно мне, многие сторонники Фронта считали своим долгом помочь всем страждущим. Давка, толкотня, суматоха страшная. Буквально каждую минуту новый друг стучал ко мне в двери. К примеру, оператору и режиссеру Марио Марре[66] понадобилась пленка и паспорт для съемок в полевых условиях документального фильма «Nossa Terra» («Наша земля») о вооруженной борьбе Африканской партии независимости Гвинеи-Бисау и островов Кабо-Верде. Маттеи однажды уже заказывал документы для Африканской партии, так что проблем не возникло. По возвращении из Гвинеи Марио привел ко мне Луиса Кабрала, метиса, брата Амилкара Кабрала[67], вдохновителя и руководителя восстания. В 1974 году, после Революции гвоздик[68] и гибели Амилкара, Луис Кабрал станет первым президентом свободной Республики Гвинея-Бисау. А пока что он тайно покинул свою страну, нуждался в убежище и поддельных документах. Я все для него устроил в лучшем виде, и с тех пор у нас наладилось длительное сотрудничество, благодаря которому многие высокопоставленные африканцы свободно перемещались по странам Европы. После Луиса приехал Жуан[69]. Вслед за ним кто-то еще. Всех и не назовешь, слишком уж длинный список. Всю жизнь я тщательно избегал появления в лаборатории многочисленных связных из разных организаций, однако теперь целый год обслуживал добрый десяток и терпел толчею вокруг.

Задача первостепенной важности – внушить каждому, что он уникальный, «единственный и неповторимый». В целях строжайшей конспирации я старался, чтобы они не подозревали о существовании прочих заказчиков и по возможности никогда не встречались друг с другом. И все равно случалось, что двое подпольщиков одновременно сидели в очереди в приемной. Тут уж я ничего не мог поделать. Оставалось надеяться, что один принимал другого за обычного клиента фотоателье.

Размеренная жизнь сменилась изнурительным марафоном. Росло количество просьб, росла нагрузка, увеличивалась опасность ареста. Моя бдительность удесятерилась: ни единого лишнего слова, неосторожного движения, напрасного перемещения. Пронумеровал все коробки с готовыми документами, спрятал их среди остальных, с обычными фотографиями и отчетностью. Под номером 22 – заказы Дюма и Стефани. Под 78-м – Аннет и Жаклин. Под 43-м – Орели и Нико. И так далее, в том же духе. Хотя мсье Пёти неизменно приходил в девять утра, откланивался в пять вечера с точностью метронома и, к моему великому облегчению, никогда не совал нос в чужие дела. Я не расставался отныне со связкой ключей. Педантично запирал за собой каждую дверь лаборатории. К тому же имена моих новых заказчиков и перечень их потребностей нельзя было записать в ежедневник. Приходилось запоминать наизусть, кому, когда и в каком количестве я должен напечатать то-то и то-то. Кодировать всю информацию и ничего не перепутать во избежание катастроф.