Своих преемников я подбирал придирчиво, скрупулезно. Меня интересовали не только навыки и способности, но еще и нравственные установки, душевные качества, порядочность человека.
– Так ты нашел идеального ученика?
Одно время мне так казалось. Тридцатилетний Фабрицио хорошо разбирался в типографском деле. Умный, любознательный, преданный всемирному освободительному движению. Ему я передал гораздо больше знаний и умений, чем другим. Полгода мы занимались по полдня, два раза в неделю, без пропусков. Каждый раз Фабрицио получал обширное домашнее задание и свято его выполнял. Он все схватывал на лету, обладал феноменальной памятью. Обучение продвигалось стремительно. Я мечтал, что при такой быстроте восприятия он станет настоящим мастером буквально через два года.
Однако со временем отдельные его высказывания и реакции стали меня настораживать. Именно «Солидарность», сеть Анри Кюриэля, порекомендовала мне Фабрицио. Но стоило мне заговорить о сети, как молодой ученик с яростью и озлоблением принимался критиковать ее… Не спорю, среди моих друзей далеко не все поддерживали Кюриэля в тот момент. После окончания войны в Алжире его сеть значительно распространилась, улучшилась дисциплина, появились значительные средства и власть. Когда на политической арене чье-то влияние усиливается, многие неизбежно обижаются, завидуют, клевещут, сопротивляются и восстают. Уязвленные самолюбия. Фракционная возня. Подстрекательства к бунту изнутри и снаружи.
Меня смущала не только ненависть к Кюриэлю. За работой мы с Фабрицио долго беседовали, пытались узнать друг друга получше. И мне стали резать слух слова одобрения по поводу «крайних мер», экстремизма, радикализма. «Нужно идти до конца, не бояться испачкать руки». «Лес рубят, щепки летят». И все в таком роде. 1970 год. Вскоре весь мир заговорит о леворадикальном терроризме. Сформирована Фракция Красной армии Баадера[72] и чудовищные Красные бригады[73]. Я всегда безоговорочно осуждал их методы. Кровавые убийства, безжалостная городская герилья недопустимы ни при каких обстоятельствах. Молодежь, вовлеченная в освободительное движение, внезапно сбилась с пути, забыла о высоких целях, увлеклась оружием и деньгами, стала подражать криминалу, идеализировать преступников. И, по сути, уже ничем не отличалась от них.
Не пойми меня неправильно, я не хочу назвать Фабрицио бандитом. К деньгам он был абсолютно равнодушен. Все дело в том, что между «сопротивлением» и «террором» пролегает тонкая грань, которую, увы, легко стереть, а можно и вовсе не заметить. Так или иначе, я постарался свернуть его обучение как можно скорей и продолжил работать в одиночку, пока хватало сил. Подменить меня пока что было решительно некому.