Пабло принимал активнейшее участие во всех повстанческих движениях. Когда Ролан Дюма и Стефани явились ко мне от имени греков, что боролись с режимом «черных полковников», за спинами гостей я отчетливо различил тень Пабло и, скорее всего, не ошибся.
Человек яркий, популярный, деятельный. Однако лично я всегда бежал от этой породы как от огня. Не зря в народе говорят: «Хвастун вреднее моли». Полиция пасла его постоянно. Болтлив чрезмерно. Вечно привлекал к себе внимание. Не соблюдал, на мой взгляд, основного правила конспирации: если ты подпольщик, не выходи на трибуны и под софиты. Вопреки осторожности и здравому смыслу.
Пабло сразу же задал вопрос: чем я занимался с тех пор, как война в Алжире закончилась.
– Фотографией, – честно ответил я. – Репродукциями живописи. Открыл небольшое фотоателье.
– Вы больше не фальсификатор?
– Нет.
Заговорили о политике. Наши взгляды совпадали решительно по всем пунктам. Мы оба страстно отстаивали гуманность, соблюдение прав человека. Однако я по возможности уходил от разговоров о моем ремесле, отвечал уклончиво, соблюдал максимальную дистанцию.
После длительной получасовой беседы Пабло спросил, смогу ли я напечатать поддельные паспорта. Образец у него с собой. Южноафриканский. Он достал его из кармана и протянул мне.
Я молча взял паспорт, открыл и обмер: тот же самый. Именно его я вернул Маттеи неделю назад. Тот же суровый взгляд с фотографии, чернильное пятно на плече, имя, номер. Те же вмятины на обложке. Я ведь обследовал каждый его миллиметр, выучил наизусть все детали, измерил, взвесил, сфотографировал.
– Сколько времени потребуется на то, чтобы сделать, скажем, сотню таких паспортов? Или двести? Или триста?
– Понятия не имею.
– Назови свою цену. Я тебе заплачу сколько хочешь, не поскуплюсь.
Разговор о деньгах еще больше вывел меня из равновесия. За кого он меня принимал? За поденщика? Любой, кто хотя бы отдаленно слышал обо мне, знал, что я всегда категорически отказывался от платы. Бескорыстие – моя святыня, мой оплот. Бесплатный труд гарантировал мне полнейшую независимость от группировок и сетей, делал меня борцом, рыцарем, а не наемником.
Постарался не выдать замешательства, предупредил Пабло, что мне нужно поразмыслить над его предложением, захватил таинственный паспорт и поспешил в лабораторию.
Положил его на кухонный стол, раскрыл. Посидел один на один с невозмутимым недоброжелательным жителем Южной Африки и понял, что в эту ночь мне ни за что не уснуть. Куда бежать? Кого лучше предупредить: Маттеи или Кюриэля? Не зря я все-таки буянил, требовал единственного связного. И выбрал Жоржа, потому что полностью доверял ему. Он четко и неукоснительно соблюдал конспирацию, тысячу раз доказал свою надежность, порядочность, бдительность. Ни разу не ввязался в сомнительное предприятие, не поверил проходимцам. Не рисковал напрасно. Ни с кем никогда не говорил о своей подпольной деятельности. Мы неслучайно проработали вместе столько лет, сохранив безоблачные отношения. От всех остальных Жорж отличался величайшей независимостью и особой щепетильностью в выборе людей, с которыми сотрудничал.