Рот: А женщины – бывает, что ведут себя столь же распущенно?
О’Брайен: Иногда да, но при этом у них не возникает такого же ощущения победы. Женщина, рискну сказать, способна на более глубокую и длительную любовь. Я бы еще добавила, что у женщины сильнее страх быть покинутой. И здесь ничего не изменилось. Зайдите в любую женскую кафешку, в отдел женской одежды в универмаге, в женскую парикмахерскую, в спортзал и вы столкнетесь с массой женщин, отчаянно состязающихся за мужское внимание. Люди повторяют множество лозунгов, но это пустые лозунги, а по‐настоящему нас составляют наши чувства и наши поступки. Женщины, обуреваемые эмоциями, не чувствуют себя в большей безопасности, чем раньше. Они просто лучше научились с ними справляться. Единственной гарантией безопасности для них было бы отвернуться от мужчин, поставить на них крест, но это была бы маленькая смерть – во всяком случае, для меня.
Рот: Почему вы пишете так много историй любви? Потому ли, что эта тема для вас важна, или потому, что, как и для многих в нашем ремесле, для вас после того, как вы стали взрослой, покинули отчий дом и выбрали одинокую жизнь литератора, сексуальная любовь неизбежно стала важнейшей областью жизненного опыта, какая осталась вам доступной?
О’Брайен: Прежде всего, думаю, что любовь по накалу страстей стала для меня заменой религии. Когда я начала искать земную любовь (то есть секс), мне казалось, что тем самым я отторгаю себя от Бога. Но приняв вид религии, секс приобрел довольно‐таки преувеличенные пропорции. Он стал основным событием моей жизни, ее высшей целью. Я была весьма подвержена синдрому Хитклифа / мистера Рочестера[114] и все еще нахожусь под его влиянием. Сексуальное возбуждение в значительной степени было связано с болью и расставанием. Моя сексуальная жизнь имеет первостепенное значение для меня, как и, надеюсь, для всякого. Она отнимает много времени – и мысли о ней, и непосредственные ее акты, причем первое часто превалирует. Для меня главное, что она всегда остается в тени и в ней есть что‐то от загадки и кражи. Моя повседневная жизнь и моя сексуальная жизнь – не две стороны одной медали, они разделены. И это тоже часть моего ирландского наследия!
Рот: Что самое трудное в том, чтобы быть одновременно женщиной и писателем? Вы сталкиваетесь с какими‐либо трудностями, какие испытывает только женщина-писатель, а я, как мужчина-писатель, нет? И как вы думаете, есть ли у меня трудности, от которых вы избавлены?
О’Брайен: Я думаю, разница между мужчиной и женщиной есть – очень большая разница. Думаю, что вас, мужчин, за кулисами театральных подмостков жизни дожидается целый сонм женщин – потенциальных жен, любовниц, муз, нянек. Писатели-женщины лишены этого бонуса. Примеров тому немало: сестры Бронте, Джейн Остен, Карсон Маккаллерс, Фланнери О’Коннор, Эмили Дикинсон, Марина Цветаева. По-моему, Дэшил Хэммет сказал, что он не хотел бы жить с женщиной, у которой больше проблем, чем у него. Думаю, мужчины ловят от меня флюиды, которые их пугают.