. Цукерман, конечно, и пяти минут не пробыл бы в доме Лоноффа, будь он и впрямь убежденным или даже эпизодическим обличителем евреев, так что навесить на Цукермана такой ярлык можно лишь для того, чтобы, говоря начистоту, угодить праведному ханжеству судьи, а отнюдь не мудрости и рассудительности Лоноффа. В «Призраке писателя» нет ни единой сцены (в том числе когда Цукерман в полубредовом состоянии грезит об Анне Франк), которая бы не опровергла и не обличила напраслину, возведенную на него судьей Ваптером.
В романе «Другая жизнь» (1986) Цукермана, ныне живущего в Лондоне, подвергает грубым нападкам за еврейское происхождение его невестка-христианка, испытывающая осознанную неприязнь к евреям, и он искренне ошарашен столь отвратительным проявлением присущего британскому высшему классу антисемитизма, о чем и говорит ей без обиняков. А чуть раньше в том же романе некая женщина в ресторане шикарного отеля, где Цукерман ужинает со своей женой-христианкой Марией, грубо дает ему понять, что считает неприемлемым присутствие рядом с собой еврея. Встав из‐за столика и подойдя к ней, с пылающим от гнева лицом Цукерман говорит: «Вы ведете себя очень неприятно, мадам, чрезвычайно неприятно. И ваше поведение выходит за рамки всяких приличий. Если вы будете и дальше кричать о том, что здесь воняет [речь идет о “вони” его еврейства, которая доносится до нее от соседнего столика, где он сидит с Марией], я попрошу дирекцию ресторана, чтобы они выставили вас из зала»[159].
Еще раз: Цукерман поносит не евреев, а тех, что публично оскорбляет и унижает евреев.
На последних страницах «Другой жизни» описана просьба Цукермана, обращенная к беременной жене, позволить ему соблюсти еврейскую традицию и совершить над будущим новорожденным обряд обрезания, если это будет мальчик. «Обрезание, – пишет он ей в письме, – есть подтверждение того, что мы существуем, и это “мы” не сводится лишь к нему и ко мне». После двух антисемитских выходок, спровоцированных одним его присутствием рядом с сестрой Марии, спесивой ксенофобкой, он приходит к такому выводу: «Англия умудрилась всего за восемь недель сделать из меня еврея, что, по здравом размышлении, кажется мне наименее болезненной процедурой. Еврея без евреев, без иудаизма, без сионизма, без еврейства, без храма, или армии, или просто пистолета, еврея явно без своего дома, который существует сам по себе, как стакан или яблоко». Это не обличение евреев. Это описание такого еврея, каким является Цукерман. И в этом описании нет никакой неприязни.