(7). Не случайно в финале звучит признание героя: «
Я не в силах побить филистимлян» (15).
Потеряв свою правду, герой ищет сумасшедших, чтобы они говорили ему о своей. И эту страшную правду открывает ему удивительный сумасшедший из местечка Загишки, который отделял здоровых от сумасшедших. Эта встреча несет окончательное прозрение: «Доктор, я пришел к вам сказать великое слово: все мои сумасшедшие — здоровые, нужные люди, умные, а я — сумасшедший… объявите во всех газетах, что сумасшедшие во всех еврейских местечках — самые умные люди, а меня посадите в сумасшедший дом…» (15).
Мир переворачивается, и парадоксальным образом все встает на свои места. То, что казалось нормой с позиции прошлого, оборачивается аномалией с точки зрения настоящего — та же ситуация, что и в рассказах «Ростом не вышел», «Человек с прозвищами» и др. Эта игра гранями «норма — аномалия», «рациональное восприятие мира — сознание сумасшедшего», «явь — бред», «реальное — ирреальное» будет присутствовать почти во всех произведениях А. Соболя 1920-х годов. Однако именно в этом рассказе впервые заявлена идея, которая затем получит свое развитие в романе «Бред», повести «Салон-вагон» и других произведениях о революции. Герой «Моих сумасшедших», сойдя с ума, прозрел — он стал видеть бред агитаторов, которые искусственно создали некий мир абсолютных идей, неадекватный существующей реальности. И затем революция станет величайшим массовым бредом, в котором приверженцы революционных взглядов попытаются совместить две противоположности — абсолютные идеи и относительный мир.
Прозрение приводит героя к необходимости выбора: либо жить в привычной системе координат, что ведет к серьезному внутреннему конфликту, либо коренным образом изменить стиль жизни, направление поиска, сориентировав его в соответствии со своим новым мироощущением.
И агитатор на партийные деньги покупает гвозди сумасшедшему Зелигу: «Я не мог видеть, как над ним издеваются дети. И, говоря между нами, мне хотелось, чтобы скорее была построена лестница» («Мои сумасшедшие», 12). Его правда высокой идеи, очень разумной и обоснованной Бебелем и Лассалем, померкла перед простой, но деятельной правдой местечковых сумасшедших, «которые не знают о программе minimum, которые не знают, почему в республиканской Франции существует антисемитизм, но которые строят лестницы до неба» (13). Этот поступок не производит никакого переворота в мироустройстве, но он значим для самого героя, сделавшего свой выбор.
Митя Тихоходов терзает себя и Зыбина вопросами: «