»>11. У этого человека нет страха перед хаосом, это Адам нового времени, познавший, может быть, самое страшное — безнадежность.
Герой Соболя — в точке экстремума, там, «где делается бытие» (Л. Шестов), дальше — небытие, отсутствие какой-либо траектории и даже вектора движения. И если внешний мир соболевских текстов организован по горизонтали; их пространство — это бескрайние украинские степи («Когда цветет вишня») и русские равнины («Пыль»), а вектор движения в этом пространстве — полотно железной дороги, смыкающееся в точку на горизонте, и знаменитая rue Sante, «куда Париж, как бы в насмешку или в назидание и поучение этим русским пришельцам, на один конец бросил сумасшедший дом, а на другой — …тюрьму» («Салон-вагон», II, 56). То ландшафты внутреннего бытия его героев — впадины, пропасти, бездны. Как Петька Корольков: «Посуди, откудова я вылез? Можно сказать, из ямы…» («Ростом не вышел», I, 246) — человек А. Соболя взывает «de profundis», из бездны, из глубины. Ибо только оттуда возможно восхождение, только так выстраивается вертикаль. От одной точки экстремума до другой, от бездны земли к бездне неба.