Золотой Богоподобный Тиранид. Том 4 (Усачев) - страница 45

— Болван… — почти закатил глаза его отец. — Выброси её из головы, ты не имеешь права о ней думать.

— И это вы тоже не в первый раз говорите мне, отец, — хмуро прошипел его сын, мизинцем толкнув по шахматному полю чёрную ладью.

— И ты снова отказываешься меня слушать, — кивнул тот. — Ты думаешь, что этот приз выставили для таких как ты? — Гневно спросил он. — Имперская Принцесса неприкосновенна для любого из нас, и ты это знаешь!

— Это всё чушь, — так же гневно ответил тот. — Я ничем не хуже остальных! Если я смогу победить, то кто скажет мне что-то против?!

— Ты всегда был таким… — голос его отца стал очень тихим и спокойным.

Его сын на самом деле был не плох. Он был сильным, был талантливым. Да, не идеальным. У него было много проблемных черт, но именно вот эта, именно эта черта была самой ужасной. Именно она губила его, сжигала изнутри.

Не врождённая черта, появившаяся в его разуме несколько позже. В тот день, когда он, его отец, привёл в дом ещё одну женщину, сделав её второй женой. Родилась тогда, но укрепилась, когда ребёнок этой женщины пробудил свой дар. В тот день он окончательно стал таким, и его отец просто ни мог ничего с этой чертой поделать.

— Я ничем не хуже других, — проговорил тот ещё раз. — И мой возраст, и моя сила, всё идеально подходит. Мне нравится Принцесса, почему я не могу за неё драться?

— Потому что никому из нас нельзя к ней даже приближаться! — Громко ответил его отец.

— А вот тому ублюдку… было можно, — прошипел тот почти дьявольским голосом. Поднял голову, чтобы взглянуть на своего отца и тут же голову отвернул. — Мне не победить вас, — сказал он. — Давайте закончим партию.

Их разговор снова окончился ничем, и это случалось ни один раз, и даже ни два.

Поднявшись с кресла, он вышел из зала, оставив там своего отца в одиночестве, и тот даже бровью не повёл. Просто наполнил свой бокал очередной порцией вина и вылил его в глотку, посмотрев на огромную картину, висящую над камином, на стене.

Посмотрел на женщину, которая взирала сверху вниз с портрета и грустно улыбнулся, опустив взгляд на шахматную доску.

Вытянул руку, коснулся указательным пальцем белого ферзя, а затем медленно, легонько, почти ласково его толкнул.

Фигурка королевы покатилась по доске и он передвинул палец, опрокинув вслед за ней фигурку белого слона. Сначала одного. Левого, а затем таким же тычком и правого.

— Никого не осталось, значит…

В окружении пешек, на игральной доске остался стоять только белый король.

Смотря на него, смотря на пустующую доску, он много о чём думал. Много кого проклинал.