События 2-го числа. В понедельник, перед вечернею, приходит к Сергию Ив<анову> родственник Петр (шурин) в слезах и уведомляет, что судьба московских жителей решена, Москва предана неприятелям и француз уже вступил в Москву.
В тот же день вечером багровое зарево показалось над городом (это загорелись Гостиный двор и Каретный ряд) и, час от часу увеличиваясь, разлилось по всей Москве. От страха наступающих бедствий у всех руки опустились, и сон бежал от глаз.
Сентября 3-го числа. Во вторник поутру из-за Сухаревой башни поднималась дымная черная туча, осыпаемая искрами и пересекаемая пламенными вихрями (это загорелись на Канаве бани, харчевни и мелочные лавочки), и приближалась к Сухаревой башне.
Мародеры французские и польские, а с ними и наши русские солдаты, бежавшие или отставшие от своей команды, рассеялись для грабежа по всем улицам. Разбивали лавки, дома, винные погреба. Несмотря на все эти ужасы и смятение, я пошел (говорит о себе родственник Петр) к Борису и Глебу на Поварскую, навестить свой дом, который я оставил 2 сентября без всякого призора и даже не запер, да и запереть было нечем, в намерении взять что-нибудь оттуда.
Пошел я мимо Сухаревой башни по валу. По всем улицам множество толпилось народа, и большей частью в бедном и нищенском одеянии. Кто в деревенской шапке и шляпе, кто в лаптях, надетых на сапоги, иной покрылся рогожею, иной в армяке или сером кафтане, и проч.
Прихожу на Тверскую — тут неприятельская конная гвардия медленно продолжала путь по Тверской улице. Впереди загремела труба, и французы удвоили шаги. Не забуду свободную поступь и грозную осанку этих, всеми родами смерти угрожавших воинов. Ко мне подъехал француз с вопросом: parlez vous français![124]Я молча раскланялся с ним и пошел далее.
Подхожу к Кудрину — здесь все пылало: бани, трактиры, лавки. Посмотрел на Поварскую улицу, туда и проходу не было. Пламя, охватившее дома по обеим сторонам улицы, соединилось в одно целое и образовало над мостовою свод. Не имея смелости идти сквозь огонь, чтобы видеть свой дом, я возвратился назад. Подходя к Спасской улице, увидел русского солдата, продающего в разбитой им лавке пшеничную муку. Я спросил у покупающих: почем мешок? Солдат отвечал: дешево пустил товар, по гривеннику мешок! При настоящей нужде к своему пропитанию я взял мешок для семейства Сергия Ив<анова>. Благодарил я солдата, что благоразумно поступил, иначе бы вся эта мука досталась неприятелям.
Сентября 4-е число, середа. При сильном порывистом западном ветре пожар час от часу приближался к нашей стороне. Не имея надежды избежать праведного Божия гнева, мы стали выносить из дома имущество для сохранения в церковь. А Сергий Ив<анов> с помощью дьячков и прихожан — всю церковную утварь: Евангелия, кресты, сосуды, ризы — скрыл в сундуках под помостом церковным. <…>