Помощи мне подать было некому. Один священник, родственник, быв на том месте, мимо идя. Но добрый и милосердый самарянин господин Шапошников, чужой, принял и меня и мое обгорелое имущество, из лоскутков и тряпок состоящее, в дом свой. Тут-то пришли мне на мысль сии священные слова Богодухновенного царя и пророка Давида: ближние мои далече от меня сташа[148].
«Ужели все родные сделались хуже чужих? — думал я, глядя на развалившиеся печи свои. — Ужели в сем ужасном пожаре любовь и дружба родных вся сгорела и сердца их стали крепче сих кирпичей, на которых я теперь сижу? Нет! Теперь, восстав, пойду к отцу и матери жены моей, Тимофею Дмитриевичу (зацепскому диакону) и Дарье Ивановне. Где они? Живы ли они? Каковы они? Не переменились ли с сею ужасной переменою? Не охладели ли сердца их, живши столь долгое время под открытым небом и в холодное уже осеннее время? Не забыли ли детей своих, живших на стране далече?»
Едва только подхожу к их церкви, они узрели меня издалеча, поспешно подошли ко мне, обняли меня и осыпали тысячами поцелуев. Слезы радости катились по ланитам нашим и вместе мешались, сладостный восторг разливался в сердцах наших! И мы в безмолвии долгое время глядели друг на друга, не могши выговорить ни слова. Потом пригласили они меня в лобазню, обогреться и разделить со мною свой остальной кусок хлеба. <…>
Прошло не более недели — услышал я, что сестра моей жены, с коею они оставались жить в Шерапово, приехала в Москву и мне велит ехать туда за моей женою. Я удивился таковому худому и беспорядочному их распоряжению, и тем же вечером с любезным большим шурином Никол<аем> Тимофеевичем отправились мы в путь; снег, вьюга, ветер нимало не могли остановить нас на пути. У Креста до Троице-Сергиевой <лавры> наняли было попутчика, но, доехавши до Пушкино, на другой день утром рано лошади наши, взбесившись, ушли. И слава Богу, по счастью нашему попались другие попутчики и нас к обеду довезли до Троицы, а оттуда — пешком дошли до Шерапово.
Нельзя живо выразить и подробно описать той радости, которую тогда чувствовала жена моя. Нанявши лошадей, помолились Богу и, поблагодаря хозяина (шераповского священника Сергия Алексеева) за хлеб и за соль, отправились мы, все трое, в Москву и на другой день прибыли на Зацепу в жуковский дом к любезным и почтенным своим родителям.
Спустя одни сутки Бог мне даровал первого сына Михаила. По милости дедушки и новому внуку дали место в обители его. Брат Д<митрий> М<ихайлов> и Настасья Даниловна Соловьева привели его в православную веру.