.
На одной из смоленских площадей возвышается среди группы деревьев красивый пирамидальный памятник, воздвигнутый славе Двенадцатого года. Две пушки, отбитые у французов, стоят на возвышениях по обе его стороны. В него вделана икона Божией Матери, а ниже — рамка, под металлической сетью сквозь которую можно прочесть следующую надпись: «План сражения при городе Смоленске, между российской армией и войсками Западной Европы».
Этот памятник был открыт в 1841 году, 5 ноября — <в> день годовщины освобождения города. На церемонии находились многие участвовавшие в Отечественной войне. После литургии, отслуженной в церкви, что под Днепровскими воротами, икона Божией Матери была вынесена из храма, и крестный ход потянулся к площади. Расставленные там полки, встретив его при звуках музыки и барабанного боя, отдали ему честь. Потом начался торжественный молебен перед иконой. После многолетия царствующему императору <Николаю I> пропели вечную память Александру I и всему доблестному воинству, павшему в 1812 году.
В Смоленске еще и ныне можно встретить живые хроники — свидетелей страданий и геройских подвигов кровавой эпохи. Давно поседевшие старики передают еще много подробностей горьких дней, неизгладимо врезавшихся в детской памяти. Они помнят свист неприятельских пуль над их головами, кровавые струи на улицах города, взрыв Годуновской твердыни[24], тучную фигуру Наполеона, его бледное лицо и холодный взгляд. Часто при воспоминании о драме, совершившейся около семидесяти лет тому назад, голоса стариков дрожат еще от слез. Мы собрали их рассказы и передаем их читателям.
I. Рассказ смоленской мещанки А. А. Калюковой
В первое воскресенье Петровского поста у нас бывает всегда крестный ход около города. Мои родители готовились идти на праздник; упросила и я мать, чтоб она взяла меня с собой.
Ход двинулся из <Успенского> собора: несли обе чудотворные иконы Божией Матери. За ними бежали толпы народа. Вышли на днепровский мост и носили около крепостной ограды. Вдруг кто-то увидал, что у самой стены человек прячется, лежит в кустах. Бросились к нему и хотели его поднять, а он не дается. Тогда только и было на уме, что Бонапарт да французы, и сейчас крикнули: «Шпион!» Его схватили, он что-то бормотал, и такая суматоха поднялась в толпе, что я испугалась и прижалась к матери; а мать увидала, что я дрожу от страха, и увела меня домой. К вечеру я разнемоглась, и меня уложили в постель.
Мне было тогда всего восемь лет, и память моя стала теперь очень плоха: все забываю, а Двенадцатый год так помню, как вчерашний день. Я проболела довольно долго и не успела еще оправиться, как раз, — было это ранним утром, — прибегает к нам дядя, брат моей матери, и говорит: «Убирайтесь скорей, Бонапарт на нас идет».