Неужели те самые, привезенные из Испании?
— Нет (смущенно)… Настоящие — утеряны. Эти прислали недавно почитатели поэта. Действительно испанские, но (вздох)… не волошинские.
— Должно быть, оливковое дерево? Ведь у Максимилиана Александровича:
Из страны, где солнца свет
Льется с неба жгуч и ярок,
Я привез себе в подарок
Пару звонких кастаньет.
Беспокойны, говорливы,
Отбивая звонкий стих —
Из груди сухой оливы
Сталью вырезали их.
— Как узнаешь?..
Всматриваемся оба. Спорим: олива или нет? Вряд ли. Не может быть олива. В этих ложечках нет сухой ярости и скрытой силы. Нет — прочитанного у Волошина:
«Мы шли по склону между оливковыми рощами. Черные стволы многовековых оливок извивались кругом в страшном кошмаре. В их волокнистых, причудливых, дуплистых стволах чувствуется человеческое напряжение мускулов. Торсы, руки, ноги, кольца удавов, раскрытые пасти, змеи, смеющиеся рожи чудовищ, тысячи окаменевших Лаокоонов, черный бред, выросший на красной земле».
Замысловатые корни…
Они свезены из разных мест, большинство — здешние, крымские. Который из них — «габриак», давший блистательное имя безвестной поэтессе Е. И. Дмитриевой? Черубина де Габриак — любимейшая мистификация Волошина (мистификатора по природе). Габриак — пришедшее в голову поэта имя корня. Стало — «французской» фамилией поэтессы-невидимки.
Еще о корнях: Волошин был едва ли не первым, кто начал искать в природных формах живые образы. Искал и находил и «выставлял» в мастерской — для многочисленных гостей. Подобные выставки сейчас общераспространенны, называются: «Природа и фантазия». Патент между тем — Волошина…
Обломок судна…
Доска эта — черная, источенная морскими червями, обугленная временем и вылизанная морем, с остатками бронзовой обшивки и двумя коваными огромными гвоздями, торчащими в разные стороны, — могла бы стать сокровищем любого музея. Она неописуемо старая. Сколько лет ей — две тысячи, больше? — никто не знает.
Максимилиан Волошин нашел ее неподалеку от Коктебеля, на морском берегу, бродя по Крыму — Киммерии древних, мифической «стране вечной ночи». Было ли это греческое судно? римское? византийское? Он, Волошин, верил: обязательно греческое. Никакое другое и не мог найти — здесь: на восточном пределе эллинского мира, в «киммериян печальной области» — родине амазонок и месте входа в Аид Орфея.
Все страны, пройденные Волошиным, устремлялись в конечном итоге в Коктебель. Сюда он неизменно возвращался и только эту землю изучал всю жизнь, прочим уделяя отрывки судьбы.
Больше всего стихов и акварелей — о Коктебеле.
Больше всего открытий — климатических, метеорологических, археологических, геологических — крымские.