– Но ни одна из девушек не жалеет о том, что ушла, – сказала мне Фатия. – Как я тебе уже говорила, между ними и нами все кончено.
Когда я спросила, кто такие «они», Фатия рассмеялась:
– Люди!
Я сказала ей, что она преувеличивает. Что, несмотря на все, мы остаемся людьми и что не все вокруг против нас.
– Ты права, – ответила Фатия. – Они не против нас. Но и не на нашей стороне.
– Ты ошибаешься. Возьми хотя бы моего папу, Сати. И Тома.
Фатия пожала плечами:
– Неужели ты думаешь, что Том захочет создать с тобой семью?
– Разве речь об этом, Фатия?! Я вообще о другом! Ты прекрасно знаешь, что…
– Ага. Ты сама все увидишь.
Я не стала спорить.
Фатия вместе с девушками смогла создать что-то по-настоящему стоящее. Что-то наподобие общины. Кошки называли друг друга сестрами, и я постепенно стала хорошо себя чувствовать в этой новой семье.
Поэтому я возвращалась туда снова и снова. Не говоря уже о том, что дома все шло не так уж гладко.
Бумажная фабрика окончательно закрылась, станки отправили за границу, а папа, как и все остальные, сидел без работы.
В один из дней перед фабрикой устроили мероприятие, на которое все бывшие работники пришли в черном. Что-то вроде похорон. Папа чуть не плакал, когда рассказывал мне об этом. Этот завод много значил для жителей нашего города. Можно сказать, он был легкими нашего города. Да, странными легкими – достаточно было увидеть желтый дым, который постоянно поднимался из труб, почувствовать запах, осознать, насколько фабрика загрязняет все вокруг, – и все-таки это были легкие города. На бумажной фабрике работало не одно поколение семей. И ее закрытие значило, что работу надо искать где-то в другом месте. Думаю, это событие сильно повлияло на то, что произошло потом. Люди были в отчаянии, внутри у них все кипело от гнева, от ощущения того, что их бросили, а мы, Кошки, приняли весь удар на себя.
В школе дела обстояли не лучше. После истории в парке Сара старательно меня избегала, а если мы все же встречались, смотрела на меня с ненавистью. Фред, да и два других парня не подали на меня жалобы в полицию. Думаю, здесь не обошлось без папиного участия. Он знал всех, кто работает на бумажной фабрике, и, наверное, поговорил с ними, чтобы все уладить.
Этим все могло и кончиться, но Морган и ее шайка из Лиги назвали меня врагом номер один. Морган сняла видео, в котором во всеуслышание обвиняла меня в покушении на убийство.
Как-то утром мы с папой обнаружили, что на нашей входной двери появилась надпись, выведенная красным.
«Здесь живет грязная кошка».
Наши соседи, маленькие старички, отвернулись, когда папа спросил, не знают ли они, кто это сделал. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Это вывело папу из себя.