— Вот что, адъютант, звякни домой супруге, доложи: буду сегодня пораньше — пусть готовится…
— Опять? Нет, только не это! — Адъютанту припомнилась возвышенная, нежная, пухлая как булочка, изготовленная под догбургер, адмиралова женушка.
«За что ей, утонченному созданию, сносить от форменного скота произволы с низменными насилиями?» — пискнула противящаяся мыслишка.
— Что-о?! Почему не «это»?! А что же еще?!
— Вот! Вот оно, — судорожно засуетился адъютант, — вот донесение от внешней разведки. Возможны политические осложнения…
Адмирал пренебрежительно повертел в руках поданные бланки с тиснеными грифами «топсикрита».
— Ты за кого меня держишь, хлюпик с аксельбантом? Что, сам с бумажной мелочевкой разобраться не в состоянии? А ну, звони жене! И подать к подземному вылазу из штаба персональный бензомобиль, живо!
Шмякнули адъютантика по носу некоторые из бланков, долетевшие до побледневшего, точно мишень на стрельбище, лица.
Деваться некуда. Оставалось лишь признать, что дежурные обстрелы, бомбардировки, размахивание над головой у застывшей в ожидании более крупных неприятностей планеты ядерной дубиной — делишки и вправду пустячные. Привычная рутина даже напряжения скудного умишки не потребовала…
Казалось, наступила пора заслуженного отдыха. Пусть неумолчно, безудержно миссия всемирного миротворца вопиет по штабным закоулкам, призывая неусыпно печься о гегемонии ростовщиков над подогнанным под сквалыжные нужды миром — плевать. Но расслабиться не удалось по более насущным, близким к адъютантиковым лопаткам и прочим частям тела причинам. В Центральном объединенном холуевриканском штабе назрели действительно серьезные проблемы, для разрешения которых пришлось во внеочередной раз обработать фирменным нейродихлофосом обитателей теперь уже сорока шести спецкамер да прочие помещения, потому что от усиленного «рыбного» питания штабу, по утверждениям санитарной инспекции, угрожало распространение проникающей инфекции, а то и поголовный мор.
При дезинфекции никто особенно не пострадал, кроме заранее не предупрежденных, а потому потравленных кинцев-поваров, прислуги и уборщиков, да еще непривычный к химобработкам, подвешенный на шланго-датчиках капитан-адмирал переживал, терзался жутко. Все-то не давала покоя психоаналитичка с ляжками, все-то навязчиво всплывал в забитом транквилизаторами сознании призывно манящий образ. Дело, увы, не в чрезмерной влюбчивости, просто назойливо вспоминалось, как он, доверчивый остолоп, вызванный в штаб будто бы за повышением да наградами, опрометчиво не последовал дельному совету собаку на подобных «поощрениях» съевшей «вуменки»: закатиться сообща по подложным паспортам куда-нибудь под пальмы, прихватив корабельную кассу в придачу.