Чистильщик (Шнайдер) - страница 139

Ноги словно несли Эрика сами, вот поворот, дом, другой… Он замер, вглядываясь в полоску света между ставнями. Ингрид замедлила шаг, обернулась.

– Идите, я догоню, – сказал он.

21

Глупость несусветная, что он здесь забыл? Он ведь так хотел вычеркнуть их из памяти. Эрик всмотрелся в сумерки: многое ли изменилось? Действительно отстроились, этот дом был просторней и выше, чем он помнил. Птичник, хлев, амбар – все крепкое, добротное: ни тебе гнилых досок, ни покосившихся дверей. Ровные грядки огорода. А яблоню, что росла у окна, все же срубили, как отец и грозился много лет назад: стара, мол, больше не родит. Да и мешала, поди, когда дом перестраивали. Наверное, это правильно, но старое дерево почему-то стало жаль. Эрик любил прятаться в его ветвях – если залезть повыше, земля исчезала и казалось – в целом мире только он, зелень листьев и небо. А как пахли цветы по весне…

Зачем он сюда пришел? Надо бы развернуться и догнать Ингрид, но ноги словно вросли в землю, а руки сами потянулись, открывая калитку. Зашелся лаем цепной пес и тут же затих: пусть поспит, чтобы зря не брехал.

Хлопнула дверь, из хлева появилась женская фигура – в одной руке деревянный подойник, в другой свечной фонарь. Замерла, словно почувствовав взгляд. Опустила подойник на землю, шагнула к забору, поднимая фонарь. Эрик отпустил калитку. Зажег светляк у самого лица, чтобы можно было его разглядеть. Он вырос или она стала ниже? Дородная, статная, хорошо, видно, живут. Морщин прибавилось. Но как он ни вглядывался в глаза, не смог заметить даже тени тепла.

– Зачем ты пришел?

Узнала. Староста не узнал, и остальные тоже…

– Посмотреть, как живете.

– Зачем?

Эрик пожал плечами: самому бы понять. Он так старался забыть их лица, что почти получилось.

– Может, чем-то помочь.

Хотя чем он может помочь? Если отец уже не справляется с чем, так зятья есть. Да и батрака прокормить сможет. А он сам – как явился незваным, так и уйдет, едва Альмод встанет на ноги. Помощничек…

– Уходи.

– Вот она, материнская любовь, – усмехнулся Эрик. – А болтают-то…

Он хотел бы найти в себе хоть тень нежности, признательности… Что там должен чувствовать выросший сын к стареющей матери? Но, сколько ни копался в душе, не мог обнаружить ничего, кроме горечи. И правда, зачем он пришел?

– До чего же ты на него похож… – медленно произнесла женщина. – Чем старше, тем сильнее.

А может, он просто хотел убедиться, что его не забыли? Что ж, убедился. Эрик усмехнулся:

– Что, неловко вышло? Болтается этакая памятка: ни в мать, ни в отца – в заезжего молодца; глаза мозолит. Проще с рук сбыть да сделать вид, что и не было.