Виталий Макарыч говорил в телефон о каких-то брёвнах, которых ему не прислали. Склонив курчавую голову набок, он зажал телефонную трубку между плечом и ухом и освободил левую руку. Тут только Коля заметил, что правой руки у него нет, — правый рукав пиджака был пуст и висел безжизненно. Продолжая говорить в телефон и придерживая трубку головой, он левой рукой вертел костяной разрезательный нож, перекидывая его в воздухе, хватая двумя пальцами то за один конец, то за другой. Делал он это очень ловко — нож не упал ни разу. Нож тоже был папин. И папин был письменный прибор на столе — чернильница на мраморной доске с двумя чугунными медведями. Коля помнил, как любил он разглядывать этих медведей, когда маленьким первоклассником заходил сюда, к папе.
Пока Виталий Макарыч говорил по телефону, Коля разглядывал его смуглое, цыганское лицо. В чёрных густых бровях Виталия Макарыча было много седых волосков, но чёрные глаза с синеватыми белками казались совсем молодыми. Однако к этим молодым глазам сбегались морщинки. Трудно было сказать, сколько ему лет, — может быть, тридцать, а может быть, сорок пять.
Виталий Макарыч то поглядывал в окно, то разглядывал Колю. Он разглядывал его с таким откровенным любопытством, что Коля невольно отвёл глаза. «И чего я ему дался? — думал Коля. — Ведь он меня совсем не знает. Ведь я для него просто незнакомый мальчик, поступающий в шестой класс».
Виталий Макарыч повесил трубку, взял карандаш и что-то записал на листке календаря. Он писал левой рукой так же быстро, как другие пишут правой.
— Ну, до чего похож! — сказал он, не спуская своих чёрных глаз с Коли. — Я узнал бы тебя где угодно с одного взгляда, так ты похож на отца.
Коля молчал. Ему, не говорившему об отце дома с матерью, и подавно не хотелось говорить о нём с этим человеком. Однако где Виталий Макарыч мог видеть папу? На фотографии, что ли?
И словно угадав его мысли, Виталий Макарыч сказал:
— Мы с твоим отцом здесь при немцах каждый день виделись.
Коля вздрогнул и глянул Виталию Макарычу в глаза. Вот, наконец, человек, который видел здесь папу при немцах! Да только правда ли это?
Виталий Макарыч, вероятно, заметил, что Коля не верит ему. И нахмурился.
— Ну, выдай ему кисть и отведи на крышу, — сказал он Стёпочке довольно резко. — Если только он не боится высоты.
— Нет, он не боится, — сказал Стёпочка. Они вышли из кабинета, и Стёпочка повёл Колю вверх по лестнице.
— Каков наш Витмак, а? — спросил он.
— Ведьмак, — сказал Коля.
— Ведьмак? — повторил Стёпочка и рассмеялся.
Но сразу сдержался: ему не хотелось смеяться над Виталием Макарычем.