Женька сразу увидела, что Лера все поняла. Она подобралась, как кошка перед прыжком, и отодвинулась, даже будто ростом стала меньше. А в глазах оставался все тот же страх и еще мольба. Она как бы просила – безмолвно, но страстно, настойчиво: не говори никому, пожалуйста, не говори! Ты ведь не скажешь?
Лера через силу разлепила губы и сказала:
– Ладно, ты права. На меня действительно никто не подумает. Нечего и переживать.
Она вылезла из-за парты и, не глядя на Женьку, быстро пошла к дверям. Догонять ее никто не стал.
Через три дня Лера уехала в лагерь, а когда вернулась, звонить Женьке не стала. Та тоже не появлялась. Первого сентября Ольга Викторовна сообщила ребятам, что несколько учеников больше не будут учиться в их классе, потому что родители перевели их в открывшуюся неподалеку новую школу. В их числе была и Женя Куликова.
Потом Лера несколько раз встречала ее. Женька изменилась, вытянулась, вместо вечного, затасканного форменного платьица стала носить такие же затасканные, в облипочку джинсы. Волосы забирала в высокий хвост на макушке, дымила сигаретой, ловко, с шиком сплевывая под ноги. Вокруг нее теперь всегда была ватага таких же оборванных и независимых подростков.
При виде Леры Женькино лицо делалось непроницаемым, она отворачивалась, всем своим видом демонстрируя, что их мимолетная, но крепкая дружба была глупейшей из ошибок. Ничто в ней не напоминало десятилетнюю девочку, всегда замерзшую, полуголодную, с жалкой, просительной улыбкой и грустными глазами.
Зачем в тот год она стала обчищать карманы одноклассников? Надоело быть вечно оборванной, захотелось хоть немножко приобщиться к празднику жизни? А может быть, просто мечталось купить мороженое или шоколадку младшим братишкам? Трудно сказать, как и невозможно предположить, что стало бы с Женькой, заложи ее тогда Лера на классном собрании.
…С тех пор прошло почти восемнадцать лет. И вновь ее предали. Человек, которого она любила, жалела, защищала, старалась закрывать глаза на его недостатки.
Почему, Настя, почему?
Лера отнесла чашку в мойку, выплеснула чай, сполоснула ее под краном, потушила свет и пошла к себе. Она легла в постель и попыталась заснуть, но не смогла. Беспрестанно ворочалась с боку на бок, перекладывала подушку с одной стороны на другую, пила валерьянку, валокордин – все без толку.
Перед глазами неумолимо стояло лицо Насти, то, каким было оно на траурном портрете, висевшем в зале. Огромные, доверчивые глаза, пшеничная челка на лбу, коса, перекинутая через плечо.
– Зачем, Настенька? – шептала Лера, уткнувшись в подушку и глотая подступающие к горлу слезы. – Зачем ты сделала это? Ведь ты любила меня, как же могла так со мной поступить? Может быть, он заставил тебя? Что-то было такое, о чем он знал и пользовался этим, шантажировал? Но тогда почему ты сделала не так, как он велел, отчего решила убить Андрея?