Лера не могла успокоиться. Алогичность Настиного поведения терзала ее, она придумывала все новые и новые объяснения действиям медсестры и сама же отвергала их за несостоятельностью.
Лера пыталась вспомнить, не проявляла ли девушка антипатии по отношению к Андрею, но ничего такого на ум не приходило. Если еще на Скворцова она могла быть обижена за то, что он считал ее неумехой и откровенно говорил об этом, то уж Андрей, напротив, всегда был снисходителен к Настиным промахам.
Выходила полная чепуха. Лера начинала все сначала и неизменно приходила к тому же самому результату. Как ни крути, логикой здесь не пахло.
На рассвете ее мысли стали путаться и рваться, глаза слипались, и, наконец, когда уже нужно было вставать, Лера задремала. Во сне тревога и напряжение не исчезли, а лишь усилились, она все продолжала разговаривать с Настей, и постепенно лицо той становилось все ближе, отчетливей, ярче, пока не стало обычным, живым.
– Здравствуй, – печально проговорила Настя из сновидения, обращаясь к Лере.
– Здравствуй, – прошептала та, не веря своим глазам. – Разве ты жива?
– Нет. – Девушка грустно улыбнулась и покачала головой. – Нет. Я хотела тебе сказать…
– Что? – Лера всем телом рванулась вперед, стараясь удержать Настю за руку, за край одежды, хоть за что-нибудь, но та вдруг стала на глазах таять, исчезать, растворяться в воздухе.
– Не вовремя я погибла, – прошелестела Настя, ускользая от ее взгляда. – Не вовремя.
Лера вздрогнула и проснулась. Видение длилось не больше минуты, но было таким реальным, осязаемым, что она почувствовала, как лоб покрылся испариной. Ей казалось, еще мгновение – и Настя во сне раскрыла бы свою страшную тайну. В то же время Лера понимала, что сон всего лишь отражает события, происходящие наяву. Настя звонила ей в день гибели, хотела что-то рассказать, но не успела. То же произошло и во сне.
Часы показывали лишь начало седьмого, но спать больше не хотелось. Казалось, закрой Лера глаза, тут же вновь послышится тоненький, слабый голос: «Не вовремя я погибла».
Она встала с постели, приняла прохладный душ, накинула халат и пошла на кухню готовить завтрак. За окном еще был кромешный мрак, но вьюга утихла. Лера не спеша перебрала гречку, залила ее водой, посолила и поставила на плиту. Включила чайник и в ожидании уселась на табуретку.
Сонную тишину квартиры неожиданно прорезал телефонный звонок. Недоумевая, кому она могла понадобиться в такую рань, Лера бросилась в прихожую, где висел аппарат.
Схватила трубку – в ней коротко гудел отбой. Она нажала на рычаг, вернула ее на место, подождала минуту-другую. Телефон больше не звонил. Почему-то Лере вдруг стало страшно. Это был не тот страх, который она чувствовала, лежа в постели у Максимова и слыша из-за стены, как он договаривается об убийстве старика. Тогда он был сильным, но конкретным, она опасалась реального человека, который находился в соседней комнате, и знала, что при желании может убежать от него.