– Ну, разве что из-за пирожков, – махнула Наталья рукой и вошла в подъезд.
Гостем она оказалась просто чудесным – расхвалила Лерину квартиру: дескать, и просторная, и уютная, и чистота-порядок что надо. Моментально нашла контакт с Машкой, с ходу рассказала ей какую-то мудреную сказку про зайца и хорька, которую Лера никогда и не слышала.
Пока Наталья бродила по комнатам да беседовала с девочкой, Лера быстренько разорвала пакет и достала оттуда слоеную лепешку, раскатала, нарезала на квадратики. Затем они с Натальей ловко и быстро разложили начинку и поставили противень в духовку. Минут через двадцать румяные, пышные пирожки были готовы.
Лера накрыла маленький круглый столик в Машкиной комнате, достала банку сливового варенья, которую прислала мать, вскипятила чайник, поставила нарядные, «гостевые» чашки.
– Совестно, что ты так хлопочешь ради меня. – Наталья присела к столу, деликатно отхлебнула из чашки и надкусила пирожок. – Прелесть. Надо у тебя списать рецепт начинки. – Ее взгляд прошелся по комнате и остановился на нарисованном Андреем Машкином портрете, который висел над ее кроватью. – Машуля, да это ты! Я и не заметила сразу-то. Как похоже!
– Это дядя рисовал, – охотно пояснила дочь. – Мамин больной.
– Да ну! – Наталья с улыбкой поглядела на Леру. Та почувствовала, как в горле возник и мешает дышать комок.
Решение пришло спонтанно и внезапно, но Лера уже не могла противиться своему желанию – высказаться, излить душу не в молитве, а в искреннем разговоре с живым человеком, которому можно доверить самое сокровенное, кто не посмеется, не осудит, а поймет и простит. Сейчас Лера отчетливо ощутила, что Наталья и есть тот человек, она старше ее, опытней, мудрей и сумеет выслушать, не перебивая, не останавливая, без лишних эмоций.
– Пошли, – глухо проговорила она и потянула удивленную Наталью за руку. – Идем, кое-что покажу.
Та послушно отложила надкусанный пирожок, встала и последовала за Лерой в соседнюю комнату.
– Вот, смотри. – Лера кивнула на свой портрет, висящий в изголовье постели, как и Машкин.
– Здорово. – Наталья восхищенно разглядывала рисунок. – Ты здесь такая красавица! Кто-то талантливый рисовал.
– Андрей Шаповалов, из восьмой палаты, – тихо проговорила Лера и, помолчав, прибавила: – Знаешь… я его люблю.
Она сразу почувствовала невероятное облегчение. Ведь она так и не сказала эти слова вслух – не успела, не решилась, ни в ту роковую ночь, ни после, в реанимации, ни в записке, в которой написала пустые, ничего не значащие слова.
Наталья вопросительно глядела на Леру, ожидая, что она скажет дальше. И Лера рассказала ей все, начиная с того момента, как впервые переступила порог восьмой палаты, ничего не скрывая и не утаивая.