За беседой Калистрат недоглядел за плитой, и теперь там что-то забурлило и окуталось паром.
— Ах ты, будь я неладный! Вода-то кипит! Сейчас мы, сейчас…
Смешно махая руками, он поспешил к плите. Дверь в это время распахнулась, и Михаил увидел Веру.
Глаза ее остановились на Михаиле в удивлении и замешательстве. Справившись с собой, она натянуто улыбнулась:
— Миша? Как ты здесь?.. Вот уж не ожидала…
Присевший было Михаил снова вскочил, пальцами смял, затушил горящую сигарету и сунул ее в карман.
— Здравствуй, Вера! С приездом тебя… — хрипло сказал он и стал ерошить волосы.
Несколько секунд Вера развязывала узел шали и, склонив голову, из-под полуопущенных ресниц внимательно и серьезно смотрела на Михаила. Но секунды эти показались ему очень долгими. И когда она наконец сняла шаль, пальто и стремительно, гибко изогнулась, чтобы повесить одежду на вешалку, Михаил с невольной ревностью подумал, что против Веры его жена Галя — смешной и жалкий цыпленок. Прошло всего четыре года, а как Вера неузнаваемо повзрослела, похорошела.
— Просто удивительно, что ты здесь! — уже спокойно проговорила она, и Михаил не понял, рада Вера этой встрече или недовольна.
6
В Центральном на заседании партийного комитета слушали начальника соседнего с Ургулем Пихтовского лесопункта. Дела там шли плохо, и вскоре всем стало ясно, что апрельский план пихтовцы не дотянут. Распутица есть распутица: учитывая это, члены парткома были не очень строги к начальнику Пихтовского лесопункта.
Андрея Никитовича спросили, сколько он даст вывозки леса сверх того, что Ургульский лесопункт уже сделал. Надо же выручать соседей.
«Задание выполнили, а теперь еще соседей выручать?! На тебе столечко, да полстолечко, да четверть столечко… Как в сказке. Чтобы уж совсем не пошевелиться… Из-за этих заданий все подготовительные работы к сплаву заваливаю, а ведь не скажи — бесполезно…» — подумал Андрей Никитович и молчал так долго, что секретарь парткома вновь спросил:
— Так как же, Андрей Никитович? Надо бы выручать пихтовцев по апрелю. Слов нет, месяц сложный, но и ответственный…
— Будем возить, сколь дорога позволит, — с неохотой ответил наконец Андрей Никитович. Сказано это было так, будто он был нездоров или очень устал…
Возвращался Андрей Никитович домой в первом часу ночи и, хотя до Ургуля полсотни километров, просил шофера не торопиться и ехать помягче. Надо беречь себя. Он был доволен, что сдержался, не оказался в плену мимолетного душевного порыва и не выступил на заседании партийного комитета. В его теперешнем положении не следовало обострять отношения с директором. Пока в леспромхозе не знают, что в Ургуле недостает двадцати тысяч кубометров леса, и об этом следует умолчать, еще раз прикинуть, за счет чего эту недостачу можно снизить. Привычное дело, и не первый год случалось — подзавысили объемы, контроль ослабили. Хлыст дерева можно по-разному измерить: и чуть побольше, и чуть поменьше кубометров написать. Как посчитаешь нужней — государству или бригадиру для заработка. Вот и получается такой волнистый учет: то набежит, то убудет. Давала о себе знать и постоянная пересортица леса, когда от долгого хранения качественные бревна превращаются в гнилые дрова. Кроме Андрея Никитовича, о недостаче знал и бухгалтер лесопункта, который не в меньшей доле отвечал за такие дела, но он тоже будет молчать, пока они вместе не найдут выход.