Когда ходил с начальником участка, хотел сказать о дамбе, но что-то удерживало. Потом все же не выдержал:
— Дамбу здесь надо строить, Андрей Никитович!
Начальник повернулся к нему, даже ссутуленный на полголовы выше.
— Теперь уже ни к чему. Считай, последний год с этой курьей возимся. Запрещают лес по реке сплавлять. Теперь только в баржах будем его отгружать. Как раз вчера по этому делу в райкоме разговор состоялся, — сказал Андрей Никитович будто с досадой и задумался. Вспомнил этот разговор и то, что с директором леспромхоза отношения испорчены основательно. Работать теперь будет сложнее, и неизвестно, чем эта работа кончится для Андрея Никитовича. Он чувствовал, что потерял опору, и куда теперь прислониться — еще не знал…
— Вот так-то, Протасов, кое-какие дела продвигаются… — вздохнул он и уже насмешливо сказал: — А то заладил — все гробим да ничего не могем… Стало быть, еще могем!..
Михаил промолчал. Он понимал, что появился здесь начальник неспроста: и расстроен, и явно пытается наладить с ним добрые отношения.
Снова ходили по курье. Вернулись…
Андрей Никитович зашел в избушку сплавщиков, оглядел обстановку: нары вдоль стен, стол, железный слесарный шкаф; заметил журнал, транзисторный приемник Михаила, Федькину гитару, приподнял, ощупал матрац на ближней постели.
— Могли бы двойные комплекты взять…
Расправил плечи, подержался за поясницу и, не глядя на Михаила, сказал:
— К празднику подброшу вам премию. Немного, но подброшу. Получите потом, а пока можешь обрадовать мужиков.
Когда, провожая начальника, Михаил спустился на лед, Андрей Никитович остановился и протянул руку:
— Ну, Михаил Алексеевич, до свидания. Все правильно делаешь. А людьми мы теперь здесь дело не поправим, хоть сотню человек ставь — бесполезно. Об остальном, как обойдется, поговорим после… — сказал он и неторопливо зашагал по грязноватой льдистой тропе.
Михаила не обрадовала похвала начальника, и он удивился своему безразличию. Упрекнул себя: начальник шел навстречу, на примирение, этой похвалой признавал свою неправоту. Михаил понимал, чего это стоило Андрею Никитовичу; ему тоже надо было пойти навстречу, как-то изменить, смягчить свое отношение к начальнику. Но Михаил не смог так сделать, и получалось, будто все зависело не от него, а от кого-то другого, кто не разрешает Михаилу идти на примирение. И в этом другом присутствовало все то, что было дорого ему в Ургуле и что невозможно перечислить, и оно ждало от Михаила непримиримости, просило защиты.
27
В последний день апреля с неба уплыли белесые обложные тучи, на всю речную ширь распахнулась чистая синева, и кипящим огнем заярилось солнце. Таким светом и теплотой облило, что сразу согнало молодой снежок, и в Оби начала быстро прибывать вода, зашумела подо льдом мощно, громко. Забереги ширились с каждым часом, и сплавщики почувствовали, что река вот-вот пойдет, но об этом молчали, никаких разговоров не вели и предположений не высказывали.