— Ладно тебе ржать… Разливай эту минеральную — не тяни, бога душу!..
За столом Калистрат оправдывался:
— Вообще-то зарок мы со старухой дали: ни-ни… Ей и пововсе нельзя. Из больницы пришла, как с карусели слезла, — качает в разные стороны. Спасибо Веруньке: пока я здесь — присматривать за ней осталась… И вообще, для чего эту водку придумали? Спьяна веселым и дурак будет, а вот терезвым да веселым — не всяк. Бывает даже наоборот: терезвый веселый, а выпьет — как есть зверюгой становится. Хочь на цепь сажай…
— От водки я тоже дичаю… — заметил Василий.
— Ты и трезвый не захохочешься, — осклабился Федька.
— Нет, я веселый. Семья большая, да жена заедает… А в парнях я веселый был.
— Сейчас ты почти холостой. Давай развеселимся? — предложил Федька.
— А что, давай! Хоть плясать, хоть петь…
29
Вечер прогнал солнце на другую сторону реки, и оно опустилось за поселок, четко высветило его крыши, лесную вышку, трубу котельной и крутые штабеля леса.
Федька с Василием распалили на берегу огромный костер и прыгали вокруг него, дурачились, как могли.
Василий накинул шарф Михаила на голову, повязал его косыночкой, изображая девицу. Федька бренчал на гитаре, ходил по кругу, притоптывал ногами так, что ошметки грязи летели во все стороны. Сухощавый, стреголовый Василий наскакивал на него, выплясывал мелкую, частую дробь, для потехи тонко повизгивал.
Михаил, Илья и Калистрат сидели на бревнах зрителями.
Помнишь, Ваня-голубок, мы гуляли на лужок,
А теперя, милый мой, я хожу совсем больной!.. —
тонким голоском выводил Василий.
Эх, как, вот как? Что так получилооя?
Я уж так тебя лечил — видно, не лечилося… —
басом ревел в ответ Федька.
Разве ты меня лечил — целовал весь вечер…
Ваня, ты меня любил, ты меня калечил, —
наскакивал Василий.
Вишь, куды ты завлекла — станут все смеяться.
А на что бы мне такое? Давай разлюбляться!..
— Вот дают, вот спелись… — утирая слезу, хохотал Илья.
Михаилу в этих дурашливых запевках чуялась насмешка, намек, но он улыбался одобрительно. Калистрат невольно сообщил о Вере. Это больше всего радовало Михаила, и он думал одно: «Вера не уехала… Может, из-за меня и не уехала? Как же это все хорошо и прекрасно…»
— Мужики! Никак, идут к нам! — вдруг крикнул Илья и, вскочив, показал на реку.
Все повернулись к реке. На другой стороне, под крутым обрывом, по льду двигался кто-то невысокий, щуплый.
— Вроде, баба идет! — удивился Илья. — Ишь, под юбчонкой коленки сверкают.
— В такую пору только по беде идти, — в тревоге сказал Калистрат. — Кабы в полынью не угодила.
— Там мы доски положили — пройдет…