Весна Михаила Протасова (Родин) - страница 48

Повеяло на Михаила прежним, устыдило, словно сам он давно жалел о том, что между ними случилось, и мысли его хотели перекинуться к Вере, но перед ожидающими глазами жены он уже не мог так свободно и легко подумать о ней.

— Иди домой, Галка, иди… — мягко попросил он.

Потянуло холодным ветром. Темная вода на дороге заволновалась, словно в ней заиграли бичом. Что-то глухо, едва слышно треснуло, и им показалось, что лед под ногами дрогнул, напружинился.

— Слышишь? — встревоженно поторопил Михаил жену.

— Ой, и правда… — испугалась Галя и снова было прижалась к мужу, но он схватил ее за руку, потащил за собой.

— Быстрей до того берега! — крикнул он.

— А может, к вам?!

— Еще не хватало! Мы что, на гулянье?

— Я одна побегу, а то еще не успеешь вернуться…

— Как у берега прошла?

— Там доски проложены.

— Ну беги… Быстрей!

Галя отбежала несколько шагов, остановилась:

— Миша?

— Иди ты! Наговоримся еще!

— Хотела тебе сказать… Понесла я… Ребенок у нас будет…

— Что?! Какой еще ребенок?..

— Господи, бестолковый… С праздником тебя!..

Ее легкая фигура быстро удалялась по кромке лесовозной дороги, а Михаил, поняв, что ему сообщила жена, ошеломленно стоял и смотрел вслед.

Вот Галя вышла на берег, подняла высоко руку, помахала ею, Михаил ответил и стоял до тех пор, пока Галя не поднялась на яр. Там, за кромкой берега, мелькнув в потухающем пламени заката, она исчезла…

Михаил с Федькой успели причалить, затащить лодку, когда в километре от них, выше по течению, где на середине реки возвышался песчаный остров, началась подвижка. Было хорошо видно, как там шевелило и выламывало лед, громоздило в кучи, и на острове вырастали высокие белые торосы…

Река вспухла от быстро прибывающей воды и тронулась сразу: все свое огромное поле двинула на берега, на какой-то миг грозяще уперлась в них и зашумела. Поле исхлесталось трещинами, раскололось, вздыбило льды и пошло мимо берегов неузнаваемым, непреодолимым. Все быстрей, быстрей…

В вечернем сумраке призрачно неслись, качались льдины, хрустальной россыпью играл над рекой прощальный звон.

— Хорошо пошла, дружно… Заторов не должно быть… Не должно… — взволнованно сказал Калистрат.

Михаил сидел на бревне, не отрываясь, смотрел на реку.

В шуме ее движения, в звоне льдов слышалось ему безвозвратное, уходящее навсегда. Он понял, что выбор уже сделан и другого он не примет, но сердце его еще не мирилось с этим выбором и болело невыносимо, будто что-то обрывалось в нем и исчезало вместе с этими льдами…

Курлек — Томск, 1969—1973

Низкое вечернее солнце процеживало лучи через реденький придорожный лесок, бросало темные полосы на дорогу. От мелькания этих полос и света Леонид Горчаков щурил серые хмуристые глаза, ехал не спеша. Тяжелый мотоцикл под ним гудел напевно, нес легко, и хотелось добавить летящей скорости, ветра!