В голосе мужа Лида уловила иронию и что-то недоговоренное.
— Ври, ври… — подступила она к нему. — Наверное, опять успел поспорить?
Она вспомнила, что вечером ходила на речку полоскать белье, и когда вернулась — Леонид сразу ушел в контору на собрание, а отец лежал на диване с газетой. Так и задремал Георгий Васильевич, прикрыв лицо этой газетой, и Лида не стала его беспокоить — убралась тихо. Уложила Генку и сама легла. Леонид вернулся поздно.
— Чего это молчишь? — настойчиво повторила Лида.
— Немного поспорили…
Леонид досадливо скинул одеяло, вскочил, разгоняя сон, замахал руками.
— О чем, интересно? — не отступала Лида.
— Я спросил, были ли у него друзья, а он обиделся…
— А у тебя они есть?
— Сама не знаешь?
Леонид перестал прыгать, достал электробритву, зажужжал ею по своим худым щекам: всклокоченный, большелобый, упрямый.
— Пока ты завгаром не работал, что-то не особо много было этих друзей, — сердито заметила Лида.
— И ты на меня! — улыбаясь, закричал Леонид и, озоруя, бросился к жене, потянул за собой шнур электробритвы. Лида отступила.
— Мало он тебя порол — вот что! — в сердцах сказала она и пошла на кухню.
— Это ты правильно: чего не было, того не было… — вслед ей примирительно засмеялся Леонид.
Весь этот день Лида не разговаривала с мужем. Он не хотел быть с ней откровенным, и оттого у Лиды на душе было неприятно, тревожно, будто Георгий Васильевич уехал по ее вине.
С отцом и матерью у Лиды не было таких непонятных отношений. Хотя и не очень грамотны они и не шибко зажиточны, а уважает их Лида и никаких претензий к ним не имеет. Наоборот, всегда помнит, что не будь родительской помощи и поддержки, вряд ли она бы смогла окончить педучилище и стать учительницей. И сейчас, попроси ее отец, мать, — в ночь, полночь, в огонь и воду побежит не раздумывая…
Ужин собрали за круглым столом в комнате. Лида приготовила салат из свежих огурцов, раздобыла где-то маринованных грибов, принесла в тарелке засахаренную бруснику. И выпить можно было на выбор: поставила кагор и бутылку коньяка.
В уюте комнатных сумерек отец уже не казался Леониду таким худым, измененным болезнью, и сам Георгий Васильевич был оживлен, усмешлив, разговорчив.
— Вот нагромоздила — беду какую. А вина-то куда столько? — присаживаясь к столу и оглядывая его, ворчливо заметил Георгий Васильевич, но это прозвучало у него, как похвала хозяйке, и Лида, довольная, заулыбалась и за спиной отца вскинула на Леонида головой, приглашая мужа не хмуриться и «быть человеком». Леонид согласно кивнул, думая, о чем бы веселом начать разговор.