Над Волгой стояла летняя, прохладная, звездная ночь. Легкий низовой ветерок приносил с реки влагу и запах рыбы. На песчаном берегу в зарослях краснотала потрескивал костер. В ведре закипала уха. Всполохи пламени выхватывали из темноты то кустарник, то плещущиеся волны у берегового среза, то людей, расположившихся на выброшенном когда-то топляке.
— Детство на мою долю выпало тяжелое, — вздохнув, произнес сидевший ближе к огню пожилой коренастый блондин Петр Меркушов.
— Тридцатые годы в Поволжье для всех были нелегкими, — отозвался его собеседник.
— Верно. Но мы с сестрой без отца росли. Неграмотная наша мать, как ни билась, не могла нас прокормить. По миру ходили. До сих пор стыдно. Два раза мать бросала нас. Помню, как-то раз привезла в Сызрань, оставила около вокзала, сказав: "Сейчас приду". Сидим, а ее нет и нет. Подошел милиционер, стал спрашивать: "Кто такие, откуда, где родители?" Я молчал, а сестренка старшая, ей лет семь тогда было, сказала, что мы из Переволок. Ну нас и вернули матери.
Второй раз отвезла она нас подальше, в Самару. Мне тогда шел уже восьмой год. Хорошо помню — было это в тридцать третьем голодном году. Привела нас на базар и отлучилась. Ждали, ждали мы ее, да так и не дождались. Забрали нас в милицию и отправили в Кузнецкий детдом. Так вот и рос. Учился в ремесленном. Началась война. Окончил училище и добровольцем пошел на фронт. Воевал почти всю войну. Дважды был ранен.
Он замолчал. Вздохнул. Закурил.
— А мать так и не видел больше? — спросил сосед, подбрасывая хворост в костер.
— Видел, как же. С фронта и отправился к ней. Да встреча получилась не очень торжественная.
Он помолчал, видно, припоминая детали ее, и продолжил:
— Еду я на попутном грузовике. Со мной в кузове — пожилой мужчина. Всю дорогу молчали, под конец разговорились.
— Куда едешь, сержант?
— В Переволоки, — отвечаю.
— К кому?
— К Марфе Максимовне Меркушовой.
— А ты кто ей?
— Сын.
Он внимательно посмотрел на меня, улыбнулся:
— Неужели Петька?!
— Он самый.
Оказалось, это дядя Коля, наш дальний родственник. Когда приехали, пошли к нему домой. Он говорит: "До вечера не ходи к матери. Узнает она тебя или нет?" Завечерело. Пошел. Стучусь.
— Мамаша, переночевать не пустите?
— Изба наша маленькая, вон напротив просторный дом, иди туда.
— Да мне много места не надо, я вот здесь у порога устроюсь.
— Нет, нет.
И в голосе ее послышалось раздражение. Думаю: признаваться надо.
— Мама, не узнаешь меня что ли?!
— Какая я тебе мама?
— Я сын твой, Петька.
Она вздрогнула, внимательно посмотрела на меня.