На восточный берег мыса Щербина мы вышли к полуночи. Солнце застыло над горизонтом, и теперь на него можно было смотреть без защитных очков. Вадька шел впереди, на спине его застыл иней. Дышалось тяжело, вода чавкала в сапогах. И по-прежнему кругом не было ни одной живой души…
К югу виднелся небольшой, выступающий в море скалистый мыс. Там вполне мог быть птичий базар. Но такой же мыс виднелся и к северу. Мы растерялись, не зная, в какую сторону идти. Увидев вдали на снегу что-то темное, обошли ближайший мысок, но обнаружили лишь бочку.
— А ты уверен, что изба есть? — обреченно спросил Вадька.
— Ну а как же! — успокоил я его. — Обязательно есть!
Вспомнилась девушка-географ Донара, которая несколько лет назад работала в наших краях. Говорили, что она неделями жила в папанинской избе у птичьего базара. Говорили еще, что со времен Папанина в избе был журнал, в котором «отметились» все, кто там побывал. И Донара увезла тот журнал с собой, положив вместо него чистый…
Вадька, выслушав меня, молча поплелся вперед. Я надеялся, что, может, удастся увидеть где-нибудь птиц. Услышать их наконец. Но кроме журчания воды, ничего не было слышно.
— Нет ее, избы, нет! — вдруг закричал Вадька. — Вранье все! — Он бросил палки, снял ружье с плеч и швырнул его на мокрую землю. Уселся на лыжи, обхватив колени руками.
Я растерялся, понимая, что дело принимает серьезный оборот. Конечно, передохнуть необходимо, но сидеть долго нельзя— замерзнешь. Вадька, как я догадывался, решил составить мне компанию не только ради того, чтобы помириться, но и беспокоясь, чтобы со мной чего-либо в одиночестве не произошло. И вот теперь сам «сломался»: слишком тяжелой оказалась дорога.
— Вставай, вставай, — поднимал я его как можно спокойнее. — Есть изба, никуда она не денется.
Солнечное ослепление, повлекшее меня в странствие, давно прошло. Теперь я способен был рассуждать трезво, но придумать в этой ситуации что-либо дельное не мог.
Идти на берег, попытаться разыскать плавник посуше, разжечь костерок, обогреться, дождаться, когда начнет пригревать солнце? Криво усмехнувшись, Вадька выбросил на снег промокший спичечный коробок. Он был у него в кармане брюк, когда мы провалились в ручей. Под глазами у Вадьки появилась синева, лицо было бледное, усталое. Стало чертовски холодно, мы замерзали, а он продолжал сидеть и мычал уже что-то невнятное.
…Скорее интуитивно, чем осознанно, я вскинул голову. Мозг, очевидно, сам отыскивал варианты спасения. В небе высоко-высоко летели две белые чайки. Они летели деловито, строго выдерживая направление, как самолет по трассе, в сторону Северной Земли.