Но остальные охотники занимаются этим из чисто человеческих побуждений. Ежедневно куропатки подаются к общему столу. Свежая птица сказывается на жизни полярников и их отношениях. Весна умиротворенно действует на всех. Лица, пожелтевшие в темени полярной ночи, обретают румянец, в кают-компании чаще слышится смех, чаще можно увидеть улыбки. Ради этого в конце концов можно и не жалеть доверчивых куропаток, пасущихся на манер домашних кур. Никакого азарта охота на них не вызывает. И когда наш аэролог взахлеб начинает рассказывать, как, расстреляв все патроны, он пригнал оставшуюся стайку птиц к домам, чтобы потом их долго не искать, его сверхделовое отношение к этой охоте отчего-то раздражает. Отчего-то больше и охотиться не хочется. Идут разговоры о том, что разве куропатки — трофей! Слишком трудно ее щипать, а если снимать перья со шкуркой, то и вовсе есть скукота. Вот если бы сейчас гуся… Но аэролог, как хищный волк, продолжает бегать по острову, продолжая приносить связки птиц, возмущаясь нашей нерасторопностью. Повариха потихоньку снабжает куропатками моего совина, освобождая меня от забот.
На острове уже и ручьи появились. Снег мелеет на глазах. Звеня, стекают ручьи в море, у самого берега теперь не ступить: под снегом вода. От усиливающегося шума ручьев, криков птиц, кажется, убыстряется и наша жизнь.
Небольшими стайками подлетают к острову чайки-моевки. Крики их похожи на хохот лешего. Птицы занимают низкие участки скал, где не решаются гнездиться кайры. Белые, с серебристыми крыльями и черным ободком у головы птицы попарно утаптывают в гнездах мох и ил, который они носят с проталин из тундры. Суматоха на их участках базара стоит такая, что непонятно, как они издали узнают друг друга.
«Ко-ко-ко», — вытягивая шею. кричит чайка каждой птице, подлетающей к гнезду. «Эк-коия, экко-ия», — визгливо отвечает другая и присаживается рядом, а у меня их крик автоматически переводится на человеческий язык, и вот уже я слышу: «Кто-кто-кто? — спрашивает хозяйка. — Поди тут разберись в суматохе!» «Это я, это я!» — отвечает супруг. «О-о», — вытянув шею кверху, произносит хозяйка и ненадолго успокаивается. Но как только супруг улетает, хозяйка гнезда снова устремляет острый клюв к каждой пролетающей птице и истошно вопрошает: «Ко-ко-ко?..»
Птичий базар гудит. Урчат одним мощным хором кайры. Их здесь уже десятки тысяч. Шум разносится далеко окрест. Под скалами острова появились снежницы — большие лужи пресной воды, и все они забиты птицами.
На острове совсем мало осталось снега, на лыжах уже не покатаешься, но по льду на них ходить еще можно. Иногда прямо под ногами с треском лед разламывается, на глазах начинает образовываться полынья. На льду сейчас самая жизнь.