Однажды под вечер я увидел, что обитатели птичьего базара пришли в неописуемое волнение. В это время льдины под скалами стали расходиться, словно вблизи острова возникло приливное течение. Льдины относило от берега, под скалами освобождалось пространство чистой воды. Взрослые птицы слетелись к птенцам и, расправляя крылья, опуская книзу клювы, ласково как-то заворчали. Птенцы, взволнованно посвистывая, топтались вокруг них, а потом один за другим стали прыгать со скалы вниз.
Страшно было смотреть, как, часто-часто взмахивая неоперившимися остовами крыльев, птенец пытается лететь. Но большинству из них удалось спуститься вниз по пологой кривой. Удачливые падали в воду, иные ударялись о льдины, но тут же, подскочив как мячики, бросались в воду. Старшие птицы уже поджидали их там и уводили подальше от берега в воду. Так, с отчаянного прыжка, начинали птенцы кайр жизнь в море.
Приближались морозы. Солнце опускалось за горизонт, желтела трава, по утрам на ней выступал иней, а воздух день ото дня становился холоднее. Я понимал, что кайры торопятся спустить птенцов с карнизов для того, чтобы успеть улететь из этих краев до морозов. В море птенцы подрастают и встают на крыло. Примечая, как пустеют скалы, и тоскуя, что жизнь скоро здесь затихнет совсем, я обходил базар чуть ли не каждый день. И однажды в самом глухом месте острова, где мы никогда не собирали яиц. я увидел совсем еще маленьких птенцов. Это меня потрясло. Птенцы еще не могли стоять как следует. Напрасно приглашали их волнующиеся кайры прыгать вниз.
Обежав базар, найдя следы от веревки и вспомнив, как ходил «гулять» в эту сторону наш аэролог, я понял, что здесь произошло. По-тихому он начал сбор яиц на этом участке тогда, когда этого уже нельзя было делать. Отложив заново яйца, кайры уже не успевали вырастить до холодов птенцов. Неоперившиеся. неспособные плавать, они были обречены на замерзание.
Мы старались уберечь базар от хищников, отстреливали бургомистров, изгоняли с острова песцов, но все хищники, вместе взятые, вероятно, причинили вреда обитателям птичьего базара меньше, чем один такой урод среди нас, людей.
Через три дня ударил мороз. Я пришел к базару и снял шапку. На базаре царила непривычная тишина. Ни одной кайры на нем не осталось. Лишь последние молодые моевки одиноко летали у скал.
Поеживаясь от холода, я стоял на крыльце дома. Уже выпал первый снег. Вдруг на крыльцо села чайка. Она склонила голову и выжидающе взглянула на меня. Я сходил в дом, принес вареное яйцо и, разломив его, протянул ей желток. Она съела его. Птица только подросла и, вероятно, из-за голода не смогла улететь вместе со всеми.