Это просто моя гордость, уговаривала себя Джин. Что тут такого? Просто не хочется, чтобы муж наложил лапу на любимое дело. А свернутые купюры, множившиеся в подвале, точно всходы на грядке, вообще ни при чем. Она ведь не сможет их потратить, Хауэлл обязательно прознает, так что выгоды ей никакой. Зачем ей деньги, которыми нельзя воспользоваться?
Однажды, когда тополя были на пике своего золотого великолепия, брат Дейли, завершая проповедь, сообщил своей пастве, что в последнее время чувствует, что от вверенного ему стада потянуло холодком. Что рвение их к Господу что-то угасло. Он молился, и Святой Дух сказал ему, что паства нуждается в пробуждении. «Ищите и обрящете», – сказал брат Дейли и обрел. К концу месяца всемирно известный Чарльз Джаррод раскинет свою палатку за церковью и принесет Слово Божье жителям долины Сибил.
Джин полагала, что Чарльз Джаррод приехал как раз вовремя. И для Хауэлла, и для отца. И для Уолтера, да и для нее тоже. Им всем нужна порция Слова Божия, чтобы очистить совесть и начать жить сызнова.
Но в то же время она была осторожна и прятала свои сбережения от посторонних глаз. «На самом деле они зеленые, – напоминала она себе, любуясь трепещущими золотыми листьями. – И останутся такими всегда».
* * *
Несмотря на призывы Хауэлла сосредоточиться на детях, Джин продолжала беспокоиться о маме.
Однажды утром она решила удостовериться, что все в порядке, и, оставив Колли под присмотром Эгги, пошла напрямик через рощу к дому Элфорда. Под свитером она несла бутылку своего вина из жимолости и еще одну сливу с заднего двора. На родительской кухне она вновь нарезала сливу и налила вино в бокал.
Сидя наверху возле кровати мамы и наблюдая, как она потягивает вино, Джин заметила, что мать заметно ожила, прикрывала глаза от удовольствия и облизывала губы.
– Жимолость, – проговорила она пару мгновений спустя. – И немножко яблочного бренди Хауэлла.
– Как ты поняла?
Мама откинулась на спинку кровати не открывая глаз.
– Из ума я, может, и выжила, но свою самогонку узнаю всегда.
– Я ее продаю. – Джин сама удивилась собственной слабости: выдать секрет вот так запросто, просто ради маминого одобрения. Она взрослая женщина или малолетняя дурочка?
– Да что ты?
– Некоторые дамочки продают ее в Чаттануге. Под названием «Джин-морс».
– Бутлегерши твои дамочки. Закон такой. А дальше-то что? – Мама осушила бутылку до дна и промокнула губы рукавом ночной рубашки, и без того в пятнах. – Смотри, Джин. Гляди в оба. – Она поставила бокал и вздохнула от наслаждения. Алкоголь уже наверняка действовал, решила Джин, ведь мама весила не более восьмидесяти фунтов. – И сколько ты получаешь за эти бутылки? – спросила мама.