– Я знаю, мама, чего бы вы пожелали, – сказала Белл.
– У меня одно желание, моя милая, это чтобы ты была счастлива. Да сохранит тебя Господь от участи, которая постигла Лили! Советуя тебе отвечать кузену как можно ласковее, я хотела этим сказать только одно, что за свое благородство он вполне заслуживает ласкового ответа.
– Будьте уверены, мама, я прилагаю для этого все мои усилия, однако вы знаете, что говорит одна леди на сцене: как трудно вытащить жало из этого слова «нет».
Сказав это, Белл вышла немного прогуляться, а по возвращении села за свой письменный столик и сочинила послание. Оно было твердо и решительно. Что касается той мягкости, которая должна была вытащить жало «из этого едкого, язвительного слова: нет», Белл и не думала о ней. «Всего лучше пусть и он поймет, что я тоже серьезна», – сказала она про себя, и в этом настроении духа написала письмо.
«Прошу вас, не позволяйте себе думать, что в моих словах нет дружеского расположения к вам, – прибавила она в постскриптуме. – Я знаю, как вы добры, и знаю всю цену того, от чего отказываюсь, но в этом важном вопросе я вменяю себе в непременную обязанность высказать вам одну правду».
Между сквайром и мистрис Дейл решено было, что переезд из Малого дома в Гествик не должен состояться раньше первого мая. Когда ему дали понять, что, по мнению доктора Крофтса, безрассудно было бы перевезти Лили из Малого дома в марте месяце, он пустил в ход все свое красноречие, чтобы вынудить мистрис Дейл отказаться от своего намерения. Сквайр говорил ей, что он всегда считал этот дом принадлежащим по праву кому-нибудь из фамилии Дейлов, кроме его самого, что в нем всегда так жили и что ни один из оллингтонских сквайров минувшего времени не брал за этот дом арендных денег.
– Тут не делается милости, вовсе никакой, – сказал он своим обычным резким, суровым тоном.
– Напротив, тут есть милость, большое великодушие, – отвечала вдова. – И я никогда не была слишком горда, чтобы принимать ее, но когда я говорю вам, что мы надеемся быть счастливее в Гествике, вы не захотите нас удерживать. Лили получила в этом доме тяжелый удар, а Белл чувствует, что поступает совершенно наперекор вашим желаниям, – желаниям, в которых тоже выражается так много великодушия!
– Не стоит больше говорить об этом. Все это может еще устроиться, если только вы останетесь здесь.
Но мистрис Дейл знала, что «все это» никогда не устроится, и потому настаивала на своем. Притом же она едва ли бы осмелилась сказать дочерям, что покорилась просьбам сквайра. Разговор этот происходил в то самое время, когда сквайр вел переговоры с графом насчет приданого Лили и, конечно, ему было тяжело подобное упрямство со стороны родственников в тот момент, когда о них заботились с таким великодушием. Впрочем в ходе своих убеждений относительно Малого дома он ничего не сказал о Лили или о ее будущих видах.