«Не пойдет ли она со мной прогуляться сюда и не позволит ли показать ей это слово?» – сказал он самому себе.
Потом он вынул перочинный ножик, очистил буквы и, облокотясь на доску, начал смотреть на струившуюся внизу воду. Как прекрасно пошли его дела! Как удивительно прекрасно! И к чему все это послужит, если Лили не будет женой его? В те дни, когда он стоял на этом мостике и вырезал имя любимой девочки, все, по-видимому, смотрели на него, как на тяжелое бремя, так и сам он смотрел на себя. Теперь ему многие завидовали, многие уважали его, подавали руку, – люди, занимающие в обществе весьма почетные места. В свои старинные прогулки, приближаясь к Гествикскому господскому дому, – всегда, впрочем, держась от него поодаль, из боязни, что сердитый старый лорд увидит его и разбранит, – он вовсе не мечтал, что с этим сердитым старым лордом будет находиться в дружеских отношениях, что он будет поверять этому лорду все свои мысли и чувства более, чем всякому другому живому существу, а между тем это было так на самом деле. Сердитый старый лорд объявил, что денежный дар должен принадлежать ему, все равно, выйдет ли за него Лили Дейл или нет.
– Дело это кончено, – сказал лорд, вынув из кармана пачку известных бумаг, – получай с них дивиденды, когда придет время.
Когда Джонни стал отказываться (при нынешних обстоятельствах ему ничего не оставалось больше делать, как только отказаться), сердитый лорд довольно грубо приказал ему молчать, прибавив, что по возвращении в Лондон его заставят подавать сапоги Рэфлю Бофлю. Таким образом разговор быстро перешел на сэра Рэфля, над которым они смеялись от души. Если он приедет сюда в сентябре, мистер Джонни, или в каком-нибудь другом месяце, ты смело можешь надеть мне на голову дурацкий колпак. Как не помнить! Как не удивляться тому, что люди делают из себя таких пошлых глупцов? Все это передумал Джонни, облокотясь на перила пешеходного мостика. Он припомнил каждое слово, припомнил множество слов, ранних слов, сказанных годы тому назад, наводивших на него уныние относительно перспективы его жизни. Все его друзья и знакомые как будто сговорились в предсказаниях ему, что дорога в свет для него закрыта и что он никогда не будет в силах заработать себе хлеб. Теперь же он находился в самых благоприятных обстоятельствах, находился в числе людей, которых свет решился беречь и лелеять. И к чему послужит все это, если Лили не согласится разделить его счастья? Когда он вырезал это имя, его любовь к Лили была одной лишь фантазией. Теперь фантазия эта обратилась в действительность и, по всей вероятности, в действительность самую тяжелую, самую убийственную. Если это так, если таков должен быть результат его сватовства, то прежние дни его, дни мечтаний и грез, не были ли лучше нынешних его дней, дней успеха?