– Ко мне, в мой дом, к обязанностям жены. Почему вы не выскажете сразу своего желания? Вы хотите разойтись со мной?
– В этом доме я несчастлива.
– А кто выбрал этот дом? Разве я хотел переехать сюда? Нет, я вижу, тут совсем другое. Если вы несчастливы здесь, то что же может доставить вам счастье в другом доме?
– Если бы вы просидели в этой комнате семь или восемь часов кряду, не имея ни души человеческой, с кем можно было бы обменяться живым словом, вы бы поняли мои намерения. Этого мало, что я сижу одна: вы не говорите со мной, когда бываете дома.
– Виноват ли я, если к вам никто не приезжает? Дело в том, Александрина, что вы не хотите примириться с образом жизни, который соответствует нашим средствам. Вы считаете себя несчастной потому, что не можете кататься по парку. Я не в состоянии нанять вам карету и никогда не найму. Вы можете ехать в Баден-Баден, если хотите, то есть если ваша мать возьмет вас с собой.
– Разумеется, я должна платить за себя, – сказала Александрина.
На это Кросби ничего не ответил. Дав позволение, он встал с места и пошел в свою комнату, а последние слова Александрины услышал уже в дверях. Что может быть дешевле такого распоряжения? Делая свои расчеты, он стоял, облокотившись на каминную полку. Он в глубине души бранил свою жену за то, что она была несчастлива с ним, но сам он разве был счастлив с ней? Не лучше ли было, в самом деле, разойтись таким спокойным, малозаметным образом, – разойтись так, чтобы никогда больше не сходиться? Он считал себя счастливым человеком из-за того, что до сих пор еще не предвиделось в будущем маленького Кросби, который мог бы изменить и даже совершенно расстроить такой выгодный план. Если он назначит ей четыреста фунтов в год и отделит двести фунтов на погашение долгов, у него еще останется шестьсот на удовольствия лондонской жизни. Разумеется, ему не доведется уже больше жить так, как в счастливые дни до женитьбы, да такой образ жизни сделался уже недоступным для него, но все же он мог ходить в свой клуб, мог постоянно там обедать, мог курить хорошие сигары – он не был бы прикован к этому деревянному дому, который сделался для него отвратительным. Таким образом, по его соображениям, поездка жены за границу оказывалась делом превосходным. Он передал бы Гейзби и свой дом, и мебель – пусть тот поступает с ними, как знает. Сделаться снова холостяком, жить на холостую ногу с шестьюстами фунтов стерлингов представлялось ему таким счастьем, что от радости он не чуял под собой ног. Да, он должен был позволить ей ехать в Баден-Баден.