Лили взяла его за плечо и повернула к дверям.
– У нее вовсе нет головной боли, – ворчал Хопкинс, возвращаясь к Большому дому. – Как любят лгать эти господа! Если бы я пожаловался на головную боль, когда ее бы вовсе не было, что бы они сказали мне? Бедный человек не должен ни лгать, ни пить и ничего такого не делать.
– Зачем это дядя вернулся домой? – спросила мистрис Дейл.
– Взглянуть, не перемерли ли поросята. Я удивляюсь, почему он совсем не приехал.
– Я сейчас же должна идти к нему.
– О да, разумеется.
– А что сказать ему насчет переезда?
– Я думаю, ничего. По всей вероятности, он ни слова не скажет об этом, если вы сами не заговорите.
– А если спросит?
– Положитесь на Провидение. Скажите, что у вас болит голова, как я сказала это Хопкинсу, а вы меня и не поняли. Я провожу вас до мостика.
И они вместе перешли через лужайку. Лили вскоре осталась одна, и в ожидании возвращения матери гуляла по ближайшим к мостику дорожкам. Во время прогулки она припомнила слова, которые сказала своей матери. Она объявила ей, что считает себя тоже вдовою. «Это так и должно быть, – говорила она самой себе, размышляя о последнем разговоре с матерью. – Что это за сердце, которое может переноситься сюда и туда, смотря по тому, как потребуют обстоятельства, удобство и спокойствие? Когда он держал меня здесь в своих объятиях… – При этом Лили вспомнила место, на котором они стояли. – „Моя любовь! Мой друг! Мой муж! “ Вот, что я говорила ему тогда, возвращая горячие поцелуи. И когда он держал меня здесь в своих объятиях, я сказала ему, что так и должно быть, потому что считала его своим мужем. Он изменился, а я нет. Могло ли случиться, что я перестала бы его любить, и тогда сказала бы ему об этом? Я поступила бы так же, как он поступил! – Дрожь пробежала по всему ее телу, когда она подумала об этом, подумала о леди Александрине. – Но это так скоро, очень скоро. Впрочем, мужчины не то, что женщины».
И Лили ускорила шаги, едва сознавая, где находилась. Она припоминала каждую мысль, каждое слово, сказанное в течение тех немногих, но полных событиями дней, когда она научилась смотреть на Кросби, как на мужа. Она говорила, что одержала победу над своим несчастьем, но бывали минуты, в которые она приходила в отчаяние: «Мне говорят: забудьте его! Но это единственная в мире вещь, которая никогда не будет забыта».
Наконец Лили услышала шаги возвращавшейся матери и заняла на мостике свой пост.
– Кошелек или жизнь! – сказала она, когда мать ступила на мостик. – Отдавайте, если у вас есть что-то стоящее. Есть, например, новости?