Когда-то на заре Империи, еще во времена богов, бароны были лидерами местных разбойников или самозванными правителями небольших земель между государством богов и молодым царством Киммара. Тогда северяне только перевалили горы Аммел, придя откуда-то с севера, из-за перевалов из королевства Элесам, где был повальный голод. Они энергично и жестко захватывали все больше земель в отрогах гор. Империи и так почти не было дела до севера, боги жили в столице, как и Император, север был брошен на произвол судьбы. Однако, набеги северян делались все наглее, они добирались порой и до центральных провинций, и Императоры поняли опасность молодого и наглого государства у своих границ. Тогда Император и решил, что можно вместо большой войны просто ограничить набеги. Была создана буферная область, где каждый лидер, способный удержать клочок земли стал сам править как хотел. Императоры выделили средства для строительства крепостей и валов, укрепили территории баронств. Баронов освободили от податей и налогов, дали право устанавливать собственные законы и принимать беглецов из провинций Империи, прощая им любые прегрешения. Разумеется, туда сразу же поятнулся лихой люд, способный постоять за себя. Взамен они должны были стать щитом для центральных провинций и вести непрекращающуюся войну с севером. С тех пор прошло много лет, могучее северное царство распалось на три государства, некоторые бароны, захватив менее удачных соседей, захватили обширные области и приобрели власть и богатство, сделали титулы наследными. Куда больше баранов пали в междоусобицах и борьбе с северянами. Но, постепенно, установилось равновесие. Империя и новые королевства севера почти не взаимодействовали друг с другом, даже торговля чаще всего велась через баронов, к радости последних, берущих большие пошлины с обоих сторон. Но до настоящего момента бароны сохраняли верность Империи. Теперь, похоже, все рухнуло.
— Ты храбрый парнишка, — от хриплого голоса гонца Парин вздрогнул, они просидели в молчании так долго, и юноша так глубоко погрузился в свои размышления, что про гонца он просто забыл.
— Остальные считают меня трусом, — Парин не собирался жаловаться, но слова гонца были слишком горькими. Он не храбрый. Храбрый человек желал бы боя, а не предлагал отступать, поджав хвост.
— Как и меня… Я ведь один выжил, бежал, бросив товарищей. Я всегда бегу и выживаю. На меня тоже смотрят, как на труса… Я и есть трус. Всегда им был, где-то в глубине души.
Парин нахмурился. Этот человек дважды вышел из окружения. Рискуя своей жизнью, уходя от погони, прорвался к ним, принес важные сведения. Он был героем, а не трусом.