17 февраля 1849 года И.С. Аксаков сообщал родным: «Письма до сих пор возбуждают сильную злобу немцев, везде прославляющих Самарина или шпионом правительства, или опасным, вредным либералом…» 6 марта он писал: «Дела идут плохо: немцы торжествуют и Самарин сидит…» Однако добавил: «Уже в том польза, что эти письма будут прочтены тем, кому их прежде всех следует знать». Как впоследствии писал Б.Э. Нольде, лучший биограф Самарина: «Никто никогда до того не говорил в России таким языком об остзейских делах и русской государственной миссии в прибалтийском крае»>16.
После двенадцатидневного заключения, 17-го марта 1849 года, в 9 часов вечера, явился к Самарину в крепость фельдъегерь и повез его в Зимний дворец. Император Николай I сделал ему строгое внушение за разглашение того, что считалось по тогдашним понятиям канцелярскою тайною, и за возбуждение вражды немцев против русских, но обошелся с ним милостиво. По мнению Николая I, книга Ю. Самарина подрывала доверие к правительству, обвиняя его в том, что оно национальные интересы русского народа приносит в жертву немцам. Русский царь защитил немцев, сказав следующее:
«Вы укоряете целые сословия, которые служили верно; начиная с Палена, я мог бы высчитать до 150 генералов. Вы хотите принуждением, силою сделать из немцев русских, с мечом в руках, как Магомет, но мы этого не должны именно потому, что мы христиане. Вы писали под влиянием страсти… Вы пишете, если мы не будем господами у них и т. д., т. е. если немцы не сделаются русскими, русские сделаются немцами; это писано в каком-то бреду; русские не могут сделаться немцами; но мы должны любовью и кротостью привлечь к себе немцев».
Царь закончил свою речь словами:
«Теперь это дело конченное. Помиримся и обнимемся. Вот ваша книга, вы видите, что она у меня и остается здесь».
Холод казематов Петропавловской крепости остудил пыл молодого правдоискателя, и к остзейским делам Самарин вернулся только через двадцать лет.
«Письма» же Ю. Самарина имели некоторые последствия: Законом 1850 года Николай I обязал всех служащих в остзейских провинциях знать русский язык. Однако реализация этого закона отложилась на долгие годы.
В своих «Письмах» Ю.Ф. Самарин первым обратил внимание на то, что рыцарство и магистрат городов, как подданные России, более не правомочны вступать в договорные отношения с царем – носителем государственного суверенитета. Следовательно, договоры 1710 года надо рассматривать теперь как обыкновенные жалованные грамоты, юридическая сила которых зависит от волеизъявления монарха. Все привилегии имели законную силу лишь до тех пор, пока они признавались русскими царями.