Сильно скучаю по Аньке, даже когда она уезжает к маме всего на одну ночь. Ем ли я, смотрю ли телевизор, — в каждом эпизоде своего куцего дня ощущаю явную недостачу. Как будто из моего фильма исчез главный герой, и дальнейшее действие кинокартины интересно только тем, что неминуемо приближает новое появление звезды.
* * *
— Эту я не отдам, — говорит Анька и тычет перламутровым ногтем в одну из моих новых картин — пожирающие друг друга ярко-красные маки на пятнисто-камуфляжном фоне.
Это как раз та картина, в которой мне померещился профиль Хосе Мануэля. Хотел все новые картины отнести в салон к Эльвире, но эту придется оставить — с беременной супругой не поспоришь. Плохо, когда ты сам или кто-то из домашних слишком привязывается к твоим картинам. Если, при таких темпах живописного производства, каждую шестую картину оставлять дома, то вскоре их придется развешивать на потолке. Раньше Анька и смотреть на мои картины не желала, а этими восторгается. Одна надежда, что через месяцок-другой эта мазня ей надоест, и я преспокойненько отнесу картину в салон. Почему-то я уверен, что эти цветы будут пользоваться спросом.
Хотя, какой «через месяцок» — размечтался! Скоро у нас тут повсюду другие полотна будут развешаны — детские пеленки с пахучими желтыми разводами. По инерции продолжаю мыслить устаревшими категориями без поправки на ожидаемое увеличение семьи. Даже не знаю, когда в следующий раз за кисть возьмусь. Немного обидно, что только нащупал новый стиль, как обстоятельства тут же связывают мне руки… Но зато, какие обстоятельства!!!
Анька идет в спальню переодеваться. Я еще пару минут обозреваю свою живописную оранжерею и следую за ней.
Беременность Аньку совсем не портит. Она, конечно, изменилась, но только в лучшую сторону. Как-то вся подтянулась, похорошела, а в глазах проявился мягкий уютный свет. Говорят, что если женщина носит в утробе сына, то с беременностью она только хорошеет, а если дочь, то, наоборот, дурнеет — будто бы дочь отнимает у матери часть красоты, а сын забирает все чуждое, мужское.
— Слава богу, встал на путь истинный, бросил рисовать своих монстров, — шутя говорит Анька запахивая халат и сооружая из концов пояска аккуратненький узелок, — Еще бы работу свою дурацкую бросил!
Ее слова звучат продолжением моих недавних мыслей. Может быть она уловила мое настроение в картинах?
— Ты имеешь ввиду Хосе Мануэля?
— Ну да, не Альберта же, — усмехается Анька.
Я удивлен, раньше она никогда не выказывала своего негативного отношения к испанцу, а, может быть, я этого просто не замечал? Решаю сразу не выкладывать Аньке своего решения, а немного поиграть в кошки-мышки.