Весь Петербург облетели слова молодого Царя, сказанные им во время погребения Павла в Петропавловском соборе 23 марта 1801 года: «Все неприятности и огорчения, какие случатся в моей жизни, я буду носить, как крест».
Так началось его пробуждение к действительности.
Вынужденный, хотя и невольно, переступить на пути к престолу через труп отца, Александр остро нуждался в таких поступках и действиях, которые могли бы явить миру светлые стороны его натуры. Для него жизненно важно было показать, что, отказавшись от добровольного изгнания и надев обагрённую кровью порфиру, он царствует не для самого себя, а для блага миллионов своих подданных, которым он обязан даровать свободу, что жизнь его имеет нравственный смысл, пускай и трагический.
С такими мыслями и чувствами Александр взялся за искоренение главного недостатка, которым страдал русский государственный порядок; этот недостаток он называл «произволом нашего правления». В «интимном кружке»[49] молодого государя готовилась настоящая «революция сверху». Положено было преобразовать отдельные части администрации и эти отдельные реформы завершить «уложением» (французского слова constitution по привычке избегали), «установленным на основании истинного народного духа» (записки П. А. Строганова).
Сама личность молодого, красивого, любезного и либерально настроенного императора вызывала обожание у его подданных. «Молодая Россия, — свидетельствует современник, — была без памяти влюблена в молодого Александра. Все им гордились, и все им любовались». Обществу нравилось видеть государя, гуляющего по столице пешком, без всякой свиты и украшений, и приветливо отвечающего на поклоны встречных. Нравилось, что нигде в Европе нет правительства, так свободолюбиво настроенного, так искренне стремящегося к благу и справедливости.
Как известно, исполнение этого грандиозного плана ограничилось частными преобразованиями. Казематы Петропавловской крепости враз опустели — и причём надолго. Из ссылки и из-под ареста были освобождены сотни людей. Были уничтожены виселицы, до тех пор украшавшие площади больших городов. Священников освободили от телесных наказаний. Полиции было предписано соблюдать законность. Частным лицам дозволено было открывать типографии. Возобновились заграничные вояжи и торговля иностранными книгами. В газетах исчезли объявления о продаже крестьян и дворовых. Была отменена пытка, «дабы, — как гласил царский указ, — самое её название, стыд и укоризну человечеству наносящее, изглажено было навсегда из памяти народной».
Из более основательных преобразований упомянем учреждение министерств, оказавшееся самым жизнеспособным начинанием Александра; указ о «вольных хлебопашцах», положивший начало отмене крепостного права; реформу Сената, едва не обернувшаяся «ограничением самодержавной воли монарха». К сожалению, они так и не сложились в систему. Причину охлаждения императора к проекту внутреннего переустройства современники видели в наследственных самодержавных инстинктах молодого государя или в тех или иных недостатках его характера. Например, по мысли Жозефа де-Местра, Александр был «слишком философ», чтобы заниматься черновой домашней работой, которая не сулила сделать его великим человеком.