В то время архимандрит Филарет был в расцвете своих физических сил. При небольшом росте и худобе вид имел внушительный, осанку горделивую. Лицом смугл, власы тёмно-русые, бороду не подстригал, и она была осаниста; воспитанники и преподаватели сразу примечали, был ли он весел и светел лицом или строг и постен; поступью обладал неспешной, плавной; голос оставался тих, тонок и ясен; острого взгляда проницательных глаз его побаивались.
Авторитет его в первый же год служения установился на высокой отметке. Отец ректор свободно делал изъяснения Священного Писания, будто всё помнил наизусть. Легко цитировал отцов церкви и римских классиков, Один за другим выходили его учёные труды, что поставило его выше всех современных богословов.
Воспитанники любили его лекции, их легко было записывать – речь внятная, острая, с чёткими тезисами, доводами «за» и «против», несколькими примерами, и всё высокопремудро. Иные после часов оставались в классах, желая ещё послушать премудрости богословия, и Филарет не жалел на это времени, повторяя любимое присловье: «Богословие рассуждает…» Знали, что к усердным учащимся он сердоболен и милостив, побуждая их к принятию монашеского сана. Монашество почитал высоко и желал, чтобы наидостойнейшие поступали в сие служение.
Удивительнейшим образом этот требовательный и сдержанный до суровости монах оказывался терпимым и снисходительным к поискам мысли студентов. В стенах академии он поощрял развитие истинно сердечного богословия, лишь бы в основе его лежали живое убеждение в спасительных истинах веры и верность Церкви.
Нынешние студенты отличались от его поколения критическим отношением к затверженным истинам (хотя встречались и безрассудно послушные), им мало было старых учебников, они начинали читать забытые в екатерининский век труды православных отцов церкви. С долей изумления замечал ректор, что его воспитанники, и не зная об ожесточённых спорах за и против мистицизма, сами вырабатывают в себе личное отношение к вере и к Богу, отказываясь от школярского следования всякой внушённой с кафедры мысли. Хотя, что скрывать, подчас это коробило и самого Филарета.
– Ваше высокопреподобие, – остановили его как-то после лекции студенты. – Вот вы сказали, что при искренней обращённости к Богу для человека необходимо полное доверие и безусловное подчинение духовному наставнику…
– Да, – нетерпеливо прервал Филарет настырного студента.
– Но ведь в таком случае человек уподобляется слепому орудию, кое может быть использовано и в дурных целях. Топором можно построить избу, а можно и убить. Так не важнее ли свобода ума и сердца?