– Решил проверить, как себя чувствуют новички: все ли трудятся в поте лица. И кстати… – Берн смотрит по сторонам. – А где Уинстон?
Гвенди указывает большим пальцем в сторону четвертой палубы.
– Либо снова засел в туалете, либо прячется в своей каюте. По-моему, ему уже скучно сидеть и таращиться в свой драгоценный иллюминатор.
– А вам? – спрашивает Стэплтон. – Вам не скучно?
Лицо Гвенди озаряет улыбка – и годы как будто стираются без следа. Стэплтон изумленно глядит на нее и думает: Такой она была в детстве.
– Вы шутите, да? – Она приподнимает планшет, чтобы ему был виден экран. – Внутренняя температура в пункте нашего назначения, а именно в первом отсеке космической станции «Много флагов», – максимально комфортные семьдесят три градуса по Фаренгейту[6]. Мне стало интересно, и я проверила. – Она прикасается пальцем к экрану. – В ближайшие два-три года «Тет корпорейшн» планирует первый полет на Марс на корабле, почти таком же, как наш «Орел». Вы знаете, какая сейчас температура на поверхности Марса?
Вообще-то Стэплтон знает, но уж точно не скажет. Как можно, когда сенатор Гвенди Питерсон глядит на тебя сияющими (и восторженными) глазами двенадцатилетней девчонки? Он молча качает головой.
– Сейчас на Марсе глубокая ночь, и температура упала почти до двухсот градусов ниже нуля[7]. – Гвенди кладет планшет на колени. – В сравнении с этим Мэн напоминает пляж где-нибудь на Багамах.
Стэплтон смеется и слегка дергает ногами, чтобы остаться на месте.
– А что тут было за бурное веселье? Я слышал, Кэти пришлось приглушить вечеринку.
– Это я виновата. Уинстон храпел, как банши, и мне стало смешно. – Она пожимает плечами. – А когда начинаешь смеяться, уже трудно остановиться.
– Иногда первое впечатление – самое верное, – говорит он, глядя на пустующее кресло миллиардера.
Гвенди кивает, вспоминая зычный голос и развязные манеры Уинстона, которые жутко ее раздражали еще во время подготовки к полету.
– Я постоянно напоминаю себе, что существует презумпция невиновности, и лучше бы воздержаться от категоричных суждений. Но это очень непросто.
– Может быть, это поможет, – говорит Стэплтон, понизив голос. – Кэти мне рассказала, что более половины средств для ежегодного финансирования Детской больницы Святого Иуды поступает лично от Уинстона, но в прессе об этом не пишут, потому что он это скрывает. Поразительно, да?
– Если так, – говорит Гвенди, недоумевая, почему у нее в досье нет этих данных, – благослови, Господь, Гарета Уинстона, и теперь мне действительно будет легче воздержаться от категоричных суждений. Пусть ангельский хор в небесах воспоет его имя.