– Ты-ы-ы… тва-а-арь, кха, кха… – Томас схватил себя за горло и выпучил глаза.
– Еще одно грубое слово в адрес моей невесты и ты сдохнешь, – ровно произнес за ее спиной Шейсаллех. Злость на обман жениха сразу скатилась на несколько позиций, зато чувство досады на собственную мягкотелость возросло настолько же.
– Невесты?!
– Ты мне не отец, – вместо ответа произнесла она.
Лицо Томаса посерело. Короткие пальцы скребли по груди, словно бы мужчина страдал сердцем.
– Откуда ты… Нет! Не возможно!
– Кто мои родители? Говори или… – многозначительный кивок за правое плечо отразился в поросячьих глазках волной паники.
Но Томас был бы не Томасом, если бы из его рта вновь не полилась грязная брань. Пришлось Шейсаллеху продемонстрировать свою силу еще раз. И для просветления в «батюшкиной» голове приложить эту голову об стенку ближайшего дома разок другой. Методы ее жениха оказались более чем эффективны.
Запинаясь и давясь через каждое слово, Томас поведал ей, что она – дочь его когда-то сотоварища по торговле. Вместе они держали в столице лавку, вложившись в это дело поровну. Однако, спустя время прохвост (тут уж Томас не мог удержаться) Бертран вздумал жениться. На беду избранницей стала юная девушка, на которую и сам Томас имел виды. Однако же барышня, что каждый день посещала их лавку, выбрала совсем не его. Томас исхитрялся и так и эдак, но родители не стали неволить свое дитя и через месяц Бертран и Ханна поженились. Томас затаил злобу. Даже то, что Бертран оставил все дело ему, а сам с нуля принялся возводить собственное, не смогли смягчить завистливое сердце. Масло в огонь добавило и то, что очень скоро дела у бывшего товарища резво пошли в гору. Стремясь увеличить свои доходы, Томас женился на Омелии, наследнице и единственной дочери у состоятельной пары из верхнего города. Но ее приданого хватило ненадолго. Торговля хирела, жена была нелюбима, а у Бертрана все шло как по маслу, а вид цветущей Ханны, что носила под сердцем дитя, бередил душу неимоверно.
Стремясь насолить счастливчику хоть как-нибудь, Томас придумал чудовищный в своей бесчеловечности план. Распродав все, он уехал из города. Выждав пол года, купил двух наемников и приказал выкрасть и принести ему дитя Ханны и Бертрана…
– Ты! С-с-старый ублюдок! – замолчавший на полу слове Томас побледнел и, закатив глаза, рухнул в обморок.
Аэлиша дрожала в кольце сильных, так нужных ей сейчас, рук. То, что она слышала, было слишком чудовищно.
– Остынь брат! – в голосе Тиршшана сквозила едва сдерживаемая ярость.
– Пусть закончит, – тихо попросила она, крепче прижимаясь к Шейсаллеху.