— Мы знакомы? — спрашиваю я.
— А то! Еще как знакомы, дорогой мой, — от нее пахнет горькими духами и сладкими леденцами. — Еще как!
— Да? Не могли бы вы напомнить…
— Кончай трендеть!
— Простите?
— У меня дети, — говорит женщина. — Танька в седьмом. Он такое обещал с ней сделать, сказал — ты ему нужен. Сказал — если я тебя опознаю, муж станет овощем, а не опознаю — у мужа будет шанс. Не вылечить обещал, а шанс, сука, обещал. Вот я тебя и не опознала!
У нее красные глаза, она не знает, куда девать руки, они мелко дрожат.
— Простите, но я не понимаю — о чем вы говорите. И о ком. Кто вас запугал?
— Если бы не он, я бы тебя ушатала прямо здесь, дядя, — она придвигается ко мне, сглатывает слюну. — Детей жалко, а то бы тебе мало не показалось. Пока с тебя на лечение. Ты мой должник. Он так сказал. Понял?
— Вы хотите денег? Я правильно понимаю? Денег? За что?
До нас доносится звук лопаты, ударившейся о крышку гроба. Она молчит, смотрит на меня, ее взгляд ничего не выражает, слегка смуглая кожа, темные, с проседью волосы.
— Деньги-то есть, но мне все-таки непонятно — кто вас запугал? Кто обещал дать вам шанс?
— Тот, кто был с тобой на стоянке.
— Но меня там не было, у меня алиби, я был в гостинице. Это могут подтвердить как минимум двое человек. Это зафиксировано в подписанном мной протоколе. Это понятно?
— Он сказал, чтобы я взяла с тебя деньги. У него с собой не было. Он обещал тебе вернуть. Сказал, чтобы я взяла тысяч пять-шесть, на первый раз.
— Очень мило! Может, и вам и тому, кто сказал взять у меня деньги, пойти на хер?
Я произношу последние слова и чувствую, как по спине бежит струйка пота. Мне страшно, и я ревную. Как же так! — думаю я. — Как же так! Он же обратился с просьбой ко мне, он выбрал меня, меня одного. Так я, во всяком случае, подумал в кафе «Кафе», и, признаюсь, мое тщеславие было удовлетворено, я предчувствовал, предощущал свою с ним встречу, это предощущение возникло давно, и вот оно воплотилось, я оказался избранным, отмеченным. Теперь же получается, что им выбрана и эта мерзкая баба. Мне надо с ним встретиться вновь, попросить, чтобы он полагался только на меня, чтобы отказался от других, кем бы они ни были, какой бы властью ни обладали: я сделаю все, все возможное, я обещаю, клянусь, я докажу свою преданность и покорность.
— Что же делать? — спрашивает Кунгузова.
Что ей делать?! Она меня спрашивает? Меня? Мне становится стыдно за свое хамство.
— Простите, — говорю я. — Мне очень жаль. Правда.
Она всхлипывает и начинает плакать. Слезы текут по одутловатым щекам, промывают дорожки в слое наспех наложенного тонкрема.