Поморщившись, я пожала плечами:
– В саду полно луж. – Леди Эмма нахмурилась, вздернув узкий подбородок. Ну да, сейчас начало лета – дождей и в помине нет. – А где я, собственно, должна быть?
Меня охватило дурное предчувствие. Что такого могло случиться, чтобы на мои поиски отправилась мачеха? Обычно она предпочитала делать вид, будто меня не существует. Да и на официальные приемы меня не приглашали, я ведь незаконнорожденная принцесса. Да еще и с «порченой кровью»! Во мне нет ни капли магии, несмотря на то, что мой отец – сам император, а мать происходит из древнего рода.
– Его величество Леннард пригласил всех принцесс в кабинет. Если бы ты, Марта, проводила время как подобает девушке твоего положения, то знала бы об этом. За мной, быстро!
Я хотела попросить позволения привести себя в порядок, но промолчала. Судя по всему, дело срочное. Чтобы мачеха по доброй воле назвала меня «принцессой»… Не к добру.
Леди Эмма развернулась на каблуках и, гордо выпрямившись, направилась к лестнице. В свои сорок четыре года она обладала невероятной фигурой, роскошной гривой огненно-рыжих волос и безукоризненной кожей. Ей нельзя было дать больше тридцати. Все-таки маги, особенно сильные, старели гораздо медленнее обычных людей. Сейчас мне восемнадцать, но вскоре у меня появятся морщины, в то время как мои более одаренные ровесники будут оставаться молодыми и прекрасными.
Мачеха недовольно посмотрела на меня:
– Пошевеливайся!
В груди кольнуло, а ощущение надвигающейся беды усилилось. Неужели отец все-таки решил избавиться от меня и отослать к матери? После моего рождения леди Сесилию выдали замуж за одного из приближенных короля Леймана. Я видела ее всего трижды, и, кажется, она была вполне довольна жизнью. Но в этом случае мачеха бы сияла от восторга, а не испытывала страха!
Устав строить догадки, я упрямо вскинула подбородок и вошла в кабинет отца вслед за леди Эммой. Надо же, здесь и впрямь собралась вся семья. Император восседал за массивным столом, а на его лице застыла досада, смешанная с тревогой. Николь, бледная до невозможности, кусала губы и то и дело вздрагивала. Даже младшие сестры-близняшки – Каролина и Кристина – были непривычно тихи.
Я нервно сглотнула, не понимая, что происходит. Такое ощущение, будто, пока я продиралась сквозь заросли орешника, в империи объявили траур! Отец поднял на меня взгляд, и я едва не втянула голову в плечи, ожидая, что он отчитает меня за непристойный внешний вид. Однако он не заметил ни испачканного платья, ни царапин на руках и лице. Не очень-то похоже на него, обычно он во всем требовал безупречности. Наверное, именно поэтому он и не смог полюбить меня. Я ведь уродилась пустышкой, без капли магии. Какая уж тут безупречность.